Девять кругов (редактированная версия)

[theodor-baggins]

Текст был написан два года назад для команды Ориджей, пришлось менять его под требования, поэтому вышло не то, что хотелось. Теперь я его, наконец, переписала.

Название: Девять кругов
Жанр: русреал
Размер: 10000 слов
Ограничение по возрасту: 16+
Краткое содержание: Человек-ружьё стреляет в последнем акте.
Примечание/Предупреждения: смерть персонажей, смерть животных, нецензурная лексика, околоэротические сцены.

Круг первый
Аня сидела на расхлябанных железных качелях и наблюдала за тем, как взрослые таскают наверх старую мебель из прежней квартиры. Всё время перед переездом мама твердила, что «нужно выкинуть половину этой рухляди», но в итоге выкинули только старую Анькину кроватку и гигантское бабушкино трюмо. Мебели было много, пока всю её не перетаскают в квартиру, пока всю её не расставят там, в дом Аньку не пустят. Папа так прямо и сказал: «не путайся под ногами» и «если уйдёшь со двора — пришибу». Детей во дворе не было, в этом дворе вообще ничего не было, даже голубей. Только старые качели. Ане было тоскливо и скучно. Качели противно скрипели, стоило Ане пошевелиться, поэтому она старалась не двигаться совсем. Старый дом остался всего в двух кварталах отсюда. Ане не хотелось переезжать, она даже ревела несколько раз ночами, гладила старые шершавые обои, на которых знала каждое пятнышко, залезала на подоконник, — посмотреть на тополь под окном и на голубятню. Как-то по-особенному посмотреть, по-прощальному. «Аня, у тебя там будет своя комната! Бабушка будет жить в зале». Очень Ане была нужна своя комната, как же. Да ещё и школу пришлось поменять. В этом году Аня перешла в шестой класс и ей было очень жалко оставшихся в классе подруг. Самое обидное, что они все жили далеко от школы, и то, что папа специально искал дом поближе, — чтобы продолжать ухаживать за своей голубятней, видится с подругами Ане помочь не могло. Зато Аня всегда может придти и просто навестить свой двор... Если папа разрешит.
Тем временем ей стало не только скучно, но и жарко. Деревья, которые могли бы дать тень, в этом дворе не росли, только чахлые пыльные кусты торчали по обеим сторонам от дома и между гаражами. Гаражей вокруг было целое поле — разноцветные одинаковые железные коробки стояли плотными рядами, одна к одной. Аня подумала, что здесь гаражи для машин со всего города, и что, когда закончится рабочий день, всё наполнится лязганьем металлических дверей и чиханьем автомобильных моторов, как на гонках.
В этот момент из второго подъезда вышли двое черноволосых мальчишек в белых майках и штанах защитного цвета. Они выглядели чуть постарше Ани. А ещё они были похожи, как две капли воды. Не обращая никакого внимания на суету у соседнего подъезда (что удивило и немного разочаровало Аню), оба быстро завернули за угол дома и скрылись в кустах. Вид у них был ужасно деловой и таинственный. Прежде чем их белые спины скрылись из виду, Аня разглядела, что у одного был с собой большой игрушечный автомат, а у второго — настоящая военная сумка. Как у папы. Анюта не удержалась, спрыгнула с качели и тоже пошла к кустам. Ей было так скучно, что она бы пошла следом за бродячей кошкой или собакой, за голубем, не то что за мальчишками. Она бросила опасливый взгляд на фургон с мебелью. Папа стоял спиной к ней и ругался с дядей Борей. Аня уговорила себя, что территория за кустами — это практически двор, так что папа её не «пришибёт», и нырнула в кусты.
Те оказались совсем негустыми, но Аня всё равно не могла понять, куда идти, чтобы нагнать мальчишек. Она пошла к стенке красного гаража, видневшейся из-за пыльной листвы и казавшейся ей своеобразным сигнальным знаком. Вокруг было совсем тихо, даже воробьи не чирикали. Анюта дошла до гаража и стала обходить его кругом, прислушиваясь, чтобы хоть по звуку попробовать определить, где сейчас мальчишки.
Вдруг раздался глухой стук: кто-то спрыгнул с крыши гаража совсем рядом с Аней. Она не успела оглянуться, как её пребольно схватили за волосы и дёрнули в сторону.
Аня удержалась на ногах. Она завизжала и замахала руками, стараясь достать того, кто её держал. Но держали её крепко.
— Не дёргайся, шпионка, — зло гаркнули над ухом.
— Пусти, — визжала Аня, — псих, мой папа тебя пришибёт!
— Твой папа тебя не узнает, — пообещал её обидчик. — Сейчас мы придумаем, что с тобой сделать... Илья!
Аня увидела как с крыши гаража прыгает мальчишка — тот самый — в белой майке и «военных» штанах. Второй, очевидно, сейчас держал её за волосы. Ане стало страшно и захотелось разреветься, но она только сосредоточенно пыхтела, стараясь освободиться из рук мальчишки, не желая радовать «этих уродов» слезами.
— Чё ты, Сань, девчонка же... — заговорил Илья, рассматривая извивающуюся Аню.
— Отвечай по уставу, — рявкнул Саня и закрутил волосы Аньки так, что она взвизгнула ещё раз. Она не знала, услышат ли папа и остальные, если она будет долго и громко визжать, но почему-то не решалась попробовать. А вдруг этот псих ей рот заткнёт грязной тряпкой или ударит?
— Так точно, сержант Роджерс! — крикнул Илья вытягиваясь и отдавая честь.
— Вольно, рядовой, — ответил Саня; судя по его голосу, он был доволен. — Я поймал тут вьетнамскую шпионку... Ты плохо следишь за территорией, мать твою... Давай-ка придумаем, что с ней сделать...
— Допросить? — предположил Илья, почёсывая руку, искусанную комарами. Он смотрел на Аньку с состраданием, так, что у неё появилась надежда на спасение.
— Ничего она не скажет. — Саня снова дёрнул её за волосы. — Руки ей держи, эта коза меня исцарапала всего... Вьетнамки настоящие бестии. Если бы я её не заметил, весь отряд бы положила, маленькая сучка.
Илья, извинившись одним взглядом, осторожно, но крепко перехватил оба её запястья. Аня перестала дёргаться и бесстрашно посмотрела ему прямо в глаза: справились, двое на одного, да?
— Придурки, — заговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды и страха. — Я с вами не играю в вашу дурацкую войнушку. Отстаньте от меня, мы только сегодня переехали...
Но Саня её перебил:
— Видишь, рядовой, её не расколоть просто так. Нужно пытать эту дрянь, пока у неё мозг из носа не полезет.
Илья с тревогой перевёл взгляд с Аньки на Саню. Саня продолжал:
— Давай отстегаем её по ногам крапивой, а? До крови. Или засунем по колено в муравейник.
Аня чувствовала себя точно как военнопленная. Только эти двое были фашистами, а она — советской партизанкой. Илья молчал.
— Или нет... давай свяжем её и бросим в гараж... Пусть её разговорят крысы. Объедят ей лицо, — не останавливался Саня. Хватка у него была железная. А вот из рук Ильи Аня, пожалуй, могла бы вывернуться. Но от страха совсем ослабела. Крыс она боялась до обморока.
— Нет у вас никаких крыс и никакого гаража, — звенящим голосом крикнула Аня, снова дёргаясь. — Врёте вы всё... гады, фашисты.
У Ильи стал совсем виноватый вид, он ещё больше ослабил хватку. Но Аня этого даже не заметила.
— Тварь, — коротко сказал Саня, дёргая её так, что Аня подумала — сейчас скальп снимет. — Сама себе приговор подписала, коза... Зажигалку дай. — Это было сказано уже Илье.
Тот, воспользовавшись моментом, отпустил Аню и поспешно начал копаться в своей сумке на боку.
— Спалим ей волосы, — спокойно сказал Саня. Аня поняла, что в этот раз её уже не просто пугают, что мальчишка сейчас действительно подожжёт её. — Вспыхнет, как та кошка.
Аня не стала дожидаться, пока Илья найдёт в сумке зажигалку. «Бей врага в колено», — всплыли в голове слова папы. Аня изо всей силы лягнула садиста Саню, стараясь попасть ему прямо по коленной чашечке. Попала она или нет, ей повезло: Саня взвыл и хватка, стягивающая ей волосы, исчезла. Тут же Аня бросилась бежать, не разбирая дороги, лишь бы подальше от братьев-психов.
— Догоняй! — орал кто-то из них сзади.
Аня услышала, как за ней кто-то шустро захромал. И хромоты в его шагах было всё меньше, а двигался он всё быстрее. Мимо просвистел камень. Потом второй. Аня даже не поняла сначала, что кидают в неё.
— Брось!
После этого крика шум шагов сменили звуки борьбы. Аня мельком оглянулась и увидела, как двое сцепившихся мальчишек катаются по земле. Через несколько секунд она выскочила к дому из кустов, красная, перепуганная и растрёпанная.
Аня примостилась на подоконнике второго этажа в подъезде и наблюдала сверху, как в квартиру заносят оставшуюся мебель. В квартиру её так и не пустили: ещё не закончили расстановку. И всё же здесь Аня чувствовала себя в большей безопасности, чем во дворе. Отец сначала наорал на неё, но потом махнул рукой: она действительно здесь никому не мешала.
Внизу хлопнула дверь, и Аня увидела одного из мальчишек, взлетающего через ступеньку вверх по лестнице. Он выскочил на площадку первого этажа, поднял голову, и они встретились глазами. Он что-то нёс в горсти, и Аня даже не хотела знать, что это могло быть. Она начала лихорадочно озираться, соображая, как и куда ей удрать. Она и подумать не могла, что мальчишки так обнаглеют, что придут за ней на виду у взрослых, но именно сейчас взрослых в подъезде не было. Мальчишка, уловив, что Аня прицелилась сбежать, остановился и вытянул вперёд руки, сложенные лодочкой. В руках у него было что-то красное. Аня вздрогнула: ей показалось, что это кровь. Но потом она разглядела, что в ладонях он держал крупные яркие ягоды виктории. Во всём его жесте было столько отчаяния, раскаяния и покорности судьбе, что Аня мгновенно почувствовала, — он пришёл извиниться, опасности нет. Аня осталась сидеть на окне, напустив на себя выражение высокомерного равнодушия, хотя её до сих пор колотило. Мальчишка в несколько скачков одолел лестницу и оказался рядом. Он снова вытянул руки перед собой, предлагая ягоды Ане.
Она помедлила несколько секунд и нерешительно взяла одну ягоду. Мальчик тут же сел рядом на подоконник, как будто она дала ему сигнал.
— Тебя как зовут? — хрипловато спросил он.
— Меня — Аня, а тебя — Илья, — ответила она, не глядя ему в лицо, и взяла ещё одну ягоду. Она была уверена, что это не Саня.
— Точно! — обрадовался Илья.
Некоторое время они сидели молча, ели викторию и барабанили пятками по батарее под окном, наблюдая как в Анину квартиру заносят последнюю (оставшуюся?) мебель и вещи. У Ани вертелось на языке всё, что она думала по поводу Сани, но она не стала ничего говорить.
— А что это у тебя? — спросила она вместо этого, указав на маленький синий крестик на верёвочке, видимо, выбившийся у него из-под майки во время бега. Илья лапнул его, оттянул в сторону и посмотрел, скашивая глаза:
— Это просто мой крестик, — сказал он, пожимая плечами. И убрал его под майку.
— Красивый, — сказала Аня, качая ногами, и взяла сразу несколько ягод. — А у меня нет, я некрещёная.
— Хочешь, подарю? — неуверенно спросил Илья.
— Так не положено, — возразила Аня. Илья опять пожал плечами. Он рассказал ей, что других детей во дворе нет, поэтому они с Саней привыкли считать тут всё своим. Рассказал, что на Саню «иногда находит», и чтобы она его не боялась. Аня рассказала ему про голубятню и свой старый двор. В середине рассказа на площадку вышла Анина мама и, наконец-то, позвала её домой, неодобрительно глянув на мальчишку.
— Пока, — пробормотала Аня, соскальзывая с подоконника.
— Пока, — торопливо ответил Илья и тоже слез с подоконника. Аня сбежала по лестнице и шмыгнула за дверь, даже не посмотрев на него.

Круг второй


Илья проснулся рано, но всё же не раньше, чем Саня. Илья лежал в своей кровати, отвернувшись к стене и слышал, как Саня гремит чем-то в углу, где у них хранились инструменты. Солнце косыми пятнами ложилось на обои, день обещал быть хорошим, но у Ильи на душе было паршиво. Вчера Саня ничего не сказал ему по поводу той девчонки, Ани. По поводу его «военного преступления». Но Илья слишком хорошо знал брата, чтобы решить, будто он спустит измену просто так.
— Вставай, уже семь, — раздалось над ухом. Илья повернулся и посмотрел на Саню — тот был одет и экипирован: за спиной висел автомат, а на ремне болталось «секретное оружие» — дальнобойная рогатка, которую они вдвоём делали два дня. Саня обещал, что если испытания пройдут успешно, второй экземпляр достанется Илье. Саня считал себя старше Ильи — фактически так и было. Он был старше на целых пять минут.
— Что будем делать? — спросил Илья, садясь на кровати и протирая глаза.
— Казнить дезертира, — насмешливо ответил Саня и вышел из комнаты.
Живот у Ильи противно сжался, а сердце заколотилось быстрее. Ясно, кто будет дезертиром. Но несмотря на это, Илья быстро оделся и выскочил за дверь. На кухне он густо посыпал сахаром два куска хлеба и затолкал их в сумку вместе с бутылкой воды. За провизию в отряде отвечал он. Саня был сержантом и генералом, а Илья — рядовым, капралом, фуражиром, рекрутом, подрывником, разведчиком... одним словом — всеми остальными, кто был младше по званию на момент игры.
Отец ушёл на работу, а мама пока спала. Саня, очевидно, уже был на улице. Илья на цыпочках прошёл в прихожую, обул растоптанные кроссовки, открыл дверь, стараясь не греметь замками. Огромными скачками спустился по лестнице и выбежал из подъезда. В глаза ему ударило солнце. Сани нигде не было видно. Илья поправил сумку и пошёл к гаражу. Ощущение у него было такое, какое бывает в день похода к зубному или перед диктантом.
Он издалека увидел Саню: как он хмурился, шевелил губами и ходил взад и вперёд вдоль красной стены гаража. «Репетирует приговор», — определил Илья, подходя к нему. Желудок снова неприятно скрутило.
— Рядовой Джонс, — гаркнул Саня, как только увидел его, — к стене!
Илья вздохнул и шагнул к уже нагретой солнцем стене гаража.
— Лицом к стене!
Илья повернулся и стал смотреть в стену. Вблизи краска оказалась мелко потрескавшейся, слоящаяся чешуйками, которые немедленно захотелось отковырять.
Это был не первый расстрел Ильи. Обычно Саня полосовал его крест-накрест из автомата-воздушки. Это было не очень больно. Но сам факт расстрела, ожидание и приговор — всё было неприятно, оставляло мерзкое чувство. Илья не любил играть в это.
Саня молчал ещё некоторое время. Илья слышал, как он ходит взад и вперёд за его спиной. Наконец он остановился и не без холодной торжественности начал:
— За предательские действия по отношению к своему командиру, за халатность на боевом посту, за преступные сношения с врагом и шпионаж в его пользу...
Илья невольно дёрнулся. Игра впервые показалась ему дурацкой... Тоже мне, шпионаж... преступные сношения.
— За трусость на поле боя, из-за которой отряд потерял взятого врага, рядовой Джул Джонс приговаривается к расстрелу. Приговор привести в исполнение немедленно.
Что-то не понравилось Илье в тоне Сани. Он беспокойно повёл лопатками, но не обернулся.
Саня притих, очевидно, доставал оружие и целился. Илья задержал дыхание. Перед его глазами по стенке гаража ползла божья коровка. Илья подумал, что нужно на неё что-то загадать, но все мысли занимал Саня и его приговор.
Рядом с локтем Ильи раздался металлический звон. Илья скосил глаза. В одном месте краска осыпалась, в стене появилась небольшая свежая вмятина. Илья похолодел: Саня стрелял в него металлическими шариками из подшипников. Из дальнобойной рогатки. Практически в упор. Спина, затылок и шея Ильи как будто загорелись — такими незащищёнными показались они ему.
Раздался ещё один такой же металлический звук. На этот раз совсем рядом с его ухом. Илью прошиб пот. Саня хорошо стрелял — может, он просто пугает его... Или пристреливается к новому оружию?
И тут Илья совершил ещё одно военное преступление — сбежал из-под ареста, не дожидаясь, когда Саня влепит ему металлический шарик промеж лопаток.
Он сорвался с места, бросился в сторону и вломился в густой кустарник слева от гаража. Сразу за гаражом начиналась заросшая крапивой канава: туда Илья прыгнул, не смотря под ноги, не дрогнув, а потом что есть духу припустил по канаве, подстёгиваемый обжигающими прикосновениями крапивы.
Он понимал, что фору ему даёт неожиданность. Саня наверняка несколько секунд был в ступоре оттого, что Илья удрал с казни. Но потом он, конечно, пришёл в себя.
Саня преследовал его безмолвно — Илья слышал только треск кустов позади и бежал всё быстрее, лихорадочно думая: куда дальше? Куда дальше, если все укромные места известны им обоим?
Канава закончилась, и Илья вылетел на небольшой пустырь за домом, вдали от гаражей. На пустыре сидела та самая вчерашняя девочка, Аня, и во что-то играла сама с собой. От неожиданности он остановился. Руки горели огнём. Аня при виде Ильи торопливо и испуганно поднялась с места. Они смотрели друг другу в глаза не больше секунды. Илья тяжело дышал и прислушивался, далеко ли от него Саня. Он никак не мог заставить себя оглянуться.
Аня, не говоря ни слова, шагнула вперёд, взяла его за покрытую крапивными волдырями руку и потащила прочь с опушки. Илья не сопротивлялся.
— Что это такое? — с недоумением спросил Илья, потирая горевшие локти и озираясь, когда они поднялись в тесную клетушку, стоявшую на сваях в незнакомом ему дворе.
— Ты что, голубятен никогда не видел? — удивилась Аня и откинула назад волосы, собранные в хвост. Илья покачал головой.
— Это — голубятня, она моего папы, — объяснила Аня, — пойдём, покажу голубей.
Она открыла маленькую дверку, и из одной клетушки они попали в другую, побольше. У этой были сетчатые стенки и множество карнизов, по которым сидели самые разные голуби. Илье показалось, что тут пахнет, как в курятнике его бабушки. Голуби, потревоженные детьми, курлыкали на все лады.
— Круто, — сказал Илья. — А они умеют письма носить?
— Почтовых тут всего два, — с сожалением и одновременно с гордостью сказала Аня. — Вот они, смотри.
Она сняла с карниза красивого белого голубя. Второй такой же остался сидеть на прежнем месте.
— Можешь его погладить.
Илья осторожно, одним пальцем провёл по спинке и головке птицы. Голубь глухо курлыкал и смотрел на Илью то одним, то другим глазом, беспокойно поворачивая голову.
— Его как-нибудь зовут? — спросил Илья.
Аня отрицательно покачала головой.
— Давай их выпустим, пусть полетают. Папа разрешает мне без него их выпускать и кормить. Ему так даже проще, он же работает.
Аня отдала голубя Илье и ловко вскарабкалась по приставной лесенке к потолку. Подёргала за железный засов, потом за верёвку, приставленную к крышке люка, крышка со щелчком и лязгом отскочила вверх. Голуби заволновались сильнее.
— Гони их, — крикнула Аня, — свисти, руками махай!
И тут же подала пример, пронзительно, не хуже любого мальчишки, засвистев. Илья заорал: «Хей-хей-хей!» и замахал руками. Птицы с шумом стали подниматься в воздух и вылетать в открытый люк. Аня выгнала самых ленивых с насиженных мест и полезла на крышу голубятни. Обернувшись к Илье, она сказала, поправляя выбившиеся льняные прядки волос:
— Давай за мной, без нас они даже два круга не сделают, лентяи толстые. — И впервые улыбнулась ему.
У Ильи вдруг занялось дыхание, ему показалось, что он никогда не видел ничего более красивого, чем эта улыбающаяся под потолком голубятни девочка с испачканными травой коленками. Как будто что-то изменилось именно в этот миг — он увидел её по-другому и видеть опять, как раньше, не мог. Он смотрел на неё, а она уже отвернулась и выбиралась на крышу. Он опомнился, только услышав второй её пронзительный свист, и полез наверх, за ней следом.
На голубятне они пробыли до вечера. В меньшей каморке у Ани оказались припасены большой пакет чипсов и две шоколадки. Илья запоздало обнаружил, что его сумка с припасами осталась либо у гаража, либо в канаве, по которой он убегал — пить им было нечего. Но Аня быстро сбегала к бывшей соседке и вынесла целую полуторалитровую бутылку домашнего кваса.
Загнав голубей внутрь и закрыв люк, они сидели на крыше голубятни и хрустели остатками чипсов. Было уже часов восемь вечера, оранжевое тёплое солнце бросало на них прощальные лучи, постепенно опускаясь за зубчатый горизонт города. Редкие тополиные пушинки лениво плыли в безветренном воздухе. Илья и Аня молчали, но в их молчании не было неловкости.
— От кого ты убегал утром? — вдруг спросила Аня.
Илья часто заморгал, собираясь соврать, но ответил почти честно:
— От военного суда.
— Ясно, — коротко ответила Аня. Илья подумал, что она, конечно, догадалась, что военный суд — это Саня.
— Ты завтра выйдешь? — спросил он.
— Выйду, только в вашем дворе гулять не буду, — ответила Аня, не глядя на него.
— Из-за Сани? — чувствуя вину и неловкость, уточнил Илья.
Аня пожала плечами. Илья хотел было сказать, что Саня её больше не тронет, но это было бы очевидным враньём. Он не хотел, чтобы она считала его вруном и балаболом.
Илья никогда точно не знал, что у Сани на уме. Некоторые люди думают, что близнецы буквально могут читать мысли друг друга. Может так и бывает, но не с Ильёй.
Пока он мучительно выбирал, что сказать, глядя на Анин профиль, ему вдруг страшно захотелось поцеловать её. Как в кино целуются взрослые. И он забыл, что искал только что какие-то слова, потянулся к ней, заворожённый, не думая о том, что будет дальше, что сделает или скажет она.
Мимо его уха что-то просвистело, глухо стукнуло и, отскочив, зазвенело по жестяной крыше голубятни. Аня вскрикнула. Илья растерянно проследил взглядом за крутящимся металлическим шариком от подшипника. Шарик был вымазан красным. Илья посмотрел на Аню. Она держалась за голову. Из-под её пальцев ручейками струилась кровь. Илья обалдело, медленно, как во сне повернул голову в сторону выхода со двора: он успел заметить белую спину и чёрный затылок брата, мелькнувшие и исчезнувшие за поворотом дорожки.

Круг третий

Неделя прошла с того дня, как Саня впервые её увидел. Более того — он увидел её первый. И что теперь? Теперь он стоял один в середине их с Ильёй комнаты, чтобы его не заметили с улицы, и наблюдал в окно, как она бегает по двору с его братом, как они обливают друг друга водой из пластиковых бутылок. Белый пластырь у неё на лбу — его, Санина, отметина.
В другое время брат и девчонка не смели бы так спокойно развлекаться во дворе, Саня бы им не позволил, но сейчас он уже третий день сидел дома — был наказан за то, что побил из новой рогатки почти все стёкла в чужой теплице за домом, разорил клубничные грядки. А ведь всё из-за неё. Саня невольно сжал кулаки.
Илья хотел тоже сидеть дома, но отец почти силой отправлял его гулять.
Так что сейчас Сане не перед кем было держать марку, и он не старался напускать на себя надменно-равнодушный вид. Он то и дело утирал набегающие злые слёзы. В конце концов Саня забрался на второй ярус кровати, лёг ничком и накрыл голову подушкой.
Слёзы всё текли и текли, сами по себе. От этого Саня злился ещё сильнее — распустил нюни, как девчонка. Но сейчас ему было больнее, чем когда он в прошлом году сломал руку, ныло больше, чем кровавая ссадина, жгло сильнее, чем крапива. Сжигало всё у него внутри и никак не отпускало — уже неделю.
Почему его никто не предупредил, что бывает такая боль? Почему ему никто не сказал, как от этой боли избавляться? Что ему делать?
Родители вечно долдонили: не играй с острым, не суй пальцы в розетку, не трогай горячее — будет больно. Почему же они не рассказали, что если девочка с белыми волосами и синими глазами смеётся вместе с твоим братом, а на тебя даже не смотрит — это гораздо, гораздо больнее? Больнее всего на свете.
От того, что предал собственный брат — только горько, не больно. Илья всегда был слабаком. Но почему же тогда она предпочитает слабака? Саня тихо замычал и стащил подушку с головы. Он снова посмотрел в окно — та же картина. Играют и смеются, даже не думают о нём — ни он, ни она. Она никогда не смотрит на него так, как на Илью, и она никогда не путает их. Это нечестно! Так не должно быть! Саню вдруг охватила такая ярость, что он задрожал.
Нечестно, что он так мучается из-за этой девчонки, а она даже не пытается ему помочь. Нечестно, что из-за неё его предал брат. Она должна понимать, что Илья принадлежит Сане! А она всё равно дружит с ним! И раз так, её просто не должно быть. Не должно быть на свете таких красивых белых волос, к которым он не может притронуться, таких синих глаз, которые смотрят не на него.
Саня сел на кровати. Слёзы высохли, кулаки сами собой сжались. Ярость билась в его груди, как огненная змея. Илья и Аня смеялись на улице, и он слышал их смех. «Нужно спалить её волосы — пусть ходит лысой, нужно выколоть ей глаза — пусть ни на кого не смотрит. Пусть её не будет, не будет, не будет!»
Саня снова упал на кровать и опять заплакал беззвучно, судорожно всхлипывая.

Круг четвёртый

Аня поправила на плече сумку и, злясь сама на себя, в который раз осторожно выглянула в окно, выходившего на школьный двор.
Они были всё там же: стояли под козырьком подъезда через дорогу от школьных ворот, курили, ржали как лошади и явно поджидали её, Аню.
Аня снова без нужды поправила сумку и отошла от окна. «Что, Белая, ссышь? – грубо спросил внутренний голос». Нет, Аня не боялась. Но ощущения были противные. Аня устала прятаться, ей хотелось есть, хотелось придти домой, тем более, сегодня должен был позвонить Илья – они договорились созваниваться по пятницам. В его медколледже первокурсников на целый месяц отправили на картошку. С телефоном в колхозе было худо, Аня не хотела пропустить звонок и потом ждать ещё целую неделю. Ей вообще тяжело давалась разлука с Ильёй, одно то, что его больше не было в школе, вгоняло Аню в тоску. А теперь его и в городе не было – стало совсем плохо.
Начиная с этого дня, возникли ещё и проблемы. Аня так и не завела себе в школе подруг за три года, которые она здесь проучилась – ей хватало Ильи. Врагов у неё тоже не было – кроме Сани, но и тот уже два года как перестал её доставать. Иногда Ане казалось, что именно из-за него вокруг образовалась будто зона отчуждения, в которую осмеливался входить только Илья. Чего она только не натерпелась за шестой и седьмой классы от Сани. В тринадцать лет он уже стоял на учёте в детской комнате милиции за хулиганство. Хулиганство! Каким невинным словом Ане это казалось. Оно не отражало всего кошмара, который олицетворял для неё Саня. Аня до сих пор была уверена, что если бы не Илья, Саня в один прекрасный момент просто убил бы её. Ни за что! Просто так! Именно это больше всего пугало Аню – она ничего не делала, чтобы Саня так её ненавидел.
– Почему ты это делаешь? Почему?! – кричала она ему иногда.
– Я хочу, чтоб тебя не было, – отвечал Саня. И всё.
Он пытался столкнуть её с лестницы, поджигал её портфель, одежду. Подножки, комки грязи в голову, камни и прочие мелочи Аня даже не считала. Несколько раз её родителей вызывали в школу по поводу Сани. И, хотя, Аня выступала пострадавшей стороной, дома ей неизменно влетало:
– Ты там одна такая! – орал отец. – Этот ублюдок только к тебе пристаёт, значит, повод даёшь! Не смей общаться с этими выблядками, с обоими! Увижу – прибью сам!
Так что с Ильёй уже с седьмого класса им приходилось видеться тайно от родителей, украдкой. Переходить в другую школу Аня не хотела, отговорила от перевода мать. Отец такой вариант и не рассматривал:– свинья везде грязь найдёт, что теперь все школы в городе перебирать?
Воспитание Сани ограничивалось его избиением, как Аня знала от Ильи. Чего она не знала – как Илья уживался с Саней под одной крышей. Агрессия брата касалась и его. Илья никогда не жаловался, но от внимания Ани не укрывались свежие шрамы, синяки, ожоги... Аня так и не поняла, почему Саня прекратил её изводить. В один прекрасный день он просто перестал её замечать. Но даже после этого она осталась в вакууме – никто в школе не приближался к официальной жертве Сани, который был школьной знаменитостью – почти готовым уголовником.
А теперь и его не было в школе – в девятом классе он поступил в путягу и всё время пропадал с отцом в гараже, Аня перестала видеть его даже во дворе.
Как бы то ни было, кому бы Аня ни была обязана своей неприкосновенностью, сегодня этому пришёл конец.
Всё началось в женском туалете. Ане не повезло зайти туда, пока он был оккупирован троицей «крутых девок» из параллельного класса. Пока Аня сидела в кабинке, она невольно слушала их разговор.
– ...А Ксюха-проблядуха, заразила Косого, а теперь и я чешуся вся, пи*дец как...
– Надо в гандошках пёхаться, Юлька...
– Гандошки для богатых шалав...
В этот момент Аня вышла из кабинки и подошла к раковине, чтобы быстро сполоснуть руки и как можно незаметнее смотаться. Но она тщетно надеялась, что её не заметят.
– Вот Белая, поди, в гандошках шпёхается, – лениво протянула Юлька, затягиваясь почти докуренной сигаретой.
– Гыгыгыгы, – обрадовалась её подруга Бритва. – Белая, слышь, дай гандошку погонять, постираю – верну.
Её предложение встретил взрыв одобрительного хохота.
– У меня нет, – прошептала Аня, краснея до корней волос.
Юлька, рослая, крупная девка, лениво слезла с подоконника.
– Не пи*ди, гони гандоны.
Аня молча отошла от раковины, прицеливаясь выскочить за дверь, но её опередили, перерезав путь к отступлению.
– Да ну, Юлька, ты на неё глянь, она ж целка, – хихикнула тощая девчонка, имени которой Аня не знала.
– Чё, реально целка? – с подозрением спросила Юлька, нависнув над Аней. – Чё, столько времени с Сумахом ходишь и ни разу не дала?
– Уууууу, – протянула Бритва, тоже подходя к Ане. – У Сумаха не стоит, оказывается... Или только на Белую не стоит, мож проверим?
Снова смех. Рука Ани против воли легла на сумку, привычным жестом повернула её так, чтобы острые углы учебников смотрели в сторону удара, резко размахнулась и врезала Бритве сбоку по голове. Этот приём она разучила ещё в шестом классе, для обороны от Сани. Бритва, от неожиданности потеряла равновесие и налетела на раковину. Аня, воспользовавшись замешательством врага, выскочила, наконец, за дверь. Зазвонил звонок, коридоры тут же затопило людьми – учениками и учителями.
– Х*й с ней, потом подкараулим, – услышала она за спиной.
И вот – они её подкарауливали. Противный, липкий ком стянулся в районе желудка – это был не животный страх, который вызывал в ней Саня, нет, это было что-то гораздо более противное. Что они с ней сделают? Изваляют в грязи? Изобьют? Бритва могла порезать ей лицо, как она уже сделала с одной девчонкой... Ходили слухи, что Юлька плеснула в старшеклассника кислотой из карбюратора. Аня не могла оценить величину их злости, она не знала, чего ждать.
– Долго стоять тут будешь? – не выдержал охранник с вахты, которому явно не терпелось закрыть двери и отправиться курить на задний двор. Аня сжала зубы и взялась за ручку дверей. Пусть делают, что хотят, прятаться она больше не будет.
Компания заметила Аню ещё на крыльце и заметно оживилась. Они неотрывно следили за тем, как она идёт по двору к воротам и недобро скалились.
Аня вышла за ворота – тут конец школьной территории, никто её теперь не защитит. На мгновение она замешкалась, ненавидя себя за трусость. Девки с неторопливой ленцой хищников двинулись ей навстречу.
– Подвезти? – услышала она за спиной знакомый, но какой-то слишком хриплый, голос. Прежде, чем обернуться, Аня почувствовала запах табака, а обернувшись, увидела Саню. Он стоял, небрежно прислонившись к ограде школы и мусолил в губах сигарету. Он оттолкнулся плечом от ограды и сделал шаг к Ане. Из-за угла выглядывал руль его мопеда.
– Так подвезти? – спросил он, сплюнув окурок.
Аня инстинктивно шарахнулась от него. Она раньше никогда не оставалась одна при столкновениях с Саней, всегда рядом был Илья. Но не сейчас.
Саня молчал, в его взгляде Ане почудилась насмешка.
– Не надо, – тихо ответила она и отвернулась. Она заметила, что «крутые» остановились неподалёку, как будто гиены, уступающие более крупному хищнику.
– Ну и дура, – уже не скрывая насмешки, подытожил Саня. – Эти овцы тебя щас измордуют.
– Тебе-то что? – огрызнулась Аня, не останавливаясь. Саня неспеша сходил за мопедом, оседлал его и, догнав Аню, поехал рядом с ней.
– То, что Илюха сегодня приезжает и на меня подумает, – снисходительно объяснил он. – Мне это на*ер не надо. Не хочешь ехать, так провожу.
Аня смолчала, но от слов о том, что Илья приезжает уже сегодня, сердце радостно заколотилось. На волне эйфории она даже подумала, что Саня, наверное, просто повзрослел и потому изменился. Хотя бабушка говорила – люди никогда не меняются в лучшую сторону.
Так, в сопровождении Сани, она благополучно добралась до дома. Между собой они больше не перекинулись ни словом.
Остаток вечера Аня провела как на иголках: Саня сказал правду или соврал? А если правду – придёт ли к ней Илья тут же, ведь он болеет, вдруг – серьёзно? И не сбегаешь, не узнаешь, не позвонишь – отец дома. После запрета общаться Илья и Аня научились выкручиваться – чаще всего пользовались тем, что оба жили на первом этаже, лазали друг к другу через окна. И сегодня Аня тоже ждала стука в окно, когда все лягут спать. Около одиннадцати в окно действительно постучали. Их с Ильёй особым тайным стуком.
Аня радостно встрепенулась – сна и так не было ни в одном глазу. Она открыла окно, стараясь не шуметь. Илья стоял внизу и улыбался.
– Выйдешь? – спросил он, как будто произнёс пароль-заклинание, неизменное уже три года.
– Выйду, – прошептала Аня отзыв.
Она быстро оделась и привычно выскользнула в окно. Илья, почему-то снаряжённый рюкзаком, взял её за руку и, не говоря ни слова, повёл её куда-то в сентябрьскую темноту.
– Тебе можно гулять? – тревожно спросила Аня. – С-саня сказал, ты болеешь.
Илья чуть сильнее сжал её руку:
– Вы общались? – спросил он со странной интонацией.
– Случайно вышло, – виновато ответила Аня. – Он что, нормальным стал?
Илья пожал плечами и глухо ответил:
– По мне, какой и был.
После этого они долго молчали. Хотя молчание, даже после долгой разлуки было для них обычным делом. Аня была уверена, что даже их мысли текут одинаково, им не обязательно разговаривать – их диалог не прекращается и в тишине. Аня могла бы вечно так идти в никуда с Ильёй рука об руку – и быть счастливой.
Она очнулась, когда они остановились в её старом дворе у голубятни. Они с Ильёй давно сюда не наведывались, всегда находились дела поинтереснее, иногда она с грустью думала, что просто переросла голубятню.
Голубей отец держал до сих пор, хотя большинство других голубятников давно забросили это дело – многие железные домики стояли пустые и заброшенные.
– Ключ не могу найти, – подал голос Илья. Ане показалось, что Илья волнуется. Может быть из-за Сани?
Ключ Аня нашла на обычном месте – в желобке над дверью. Замок легко поддался, дверь без скрипа открылась и они вошли в ещё более густой, пахнущий птицей, мрак голубятни.
Устроились в предбаннике. Ане казалось, что раньше он был как-то просторнее, теперь им с Ильёй было тесновато здесь вместе. Голуби услышали, что к ним вторглись непрошеные гости, заволновались наверху, закурлыкали. Илья расстегнул рюкзак, Аня услышала приглушённое звяканье, а потом ей в руку ткнулось продолговатое горлышко бутылки.
– За встречу, – всё так же глухо и коротко объяснил Илья. Аня пригубила напиток – приторно-сладкий.
– А это что? – осторожно спросила она.
– Портвейн. Не хочешь?
– Сладенький, – невпопад ответила она и отпила ещё глоток. Раньше ей не приходилось пробовать алкоголь. Отчего-то стало и жутко и интересно – как будто она нашла за знакомой дверью тайный коридор и теперь ощупью пробиралась по нему всё дальше. Какое-то время они передавали бутылку друг другу, делая по глотку. Аня заметила, что захмелела, только по тому, что узкий топчан, на котором они сидели, начал медленно кружиться каруселью. Кружение всё нарастало и нарастало с каждым глотком. Потом она почувствовала на своих губах губы Ильи – горячие и сладкие от портвейна. И это стало точкой неподвижности, осью, вокруг которой темнота вращалась быстрее и быстрее. Никогда Аня так раньше не целовалась. На короткий миг Илья показался ей чужаком, незнакомцем. Она отогнала эту мысль. И когда рука Ильи уверенно скользнула ей под юбку – Аня не оттолкнула его. И в следующие полчаса Аня запретила себе думать вообще, хотя на границе опьянённого сознания занозой сидела мысль о том, что от Ильи никак не могло пахнуть мятой и табаком.

Круг пятый

Илья перестал играть с братом в войну после того, как сбежал тогда из-под расстрела. Точнее, война для них перестала быть игрой, она стала настоящей. Каждый день, каждое слово, каждое движение относились к боевым действиям. Иногда они вовлекали в себя всех окружающих и дорого им стоили, иногда были незаметны ни для кого, кроме непосредственных участников. Илья, разумеется, был стороной обороняющейся. Всё что он делал – это отбивал и предупреждал атаки брата, отступал и возвращался на позиции. Он хотел, но не мог покинуть поле боя, потому что его центром была Аня. Ни в чём не повинная Аня. Аня, которую он любил. Поэтому обычно мягкий и уступчивый Илья защищался хоть и тихо, но ожесточённо.
Самое худшее в этой войне было постоянное чувство вины, которое Илью преследовало неотступно. Он ощущал себя предателем. Саня не позволял этому чувству потухнуть, ослабнуть, умело растравливал его при любом удобном случае. Но Илья терпел и это. Ему приходилось это выносить, потому что он знал – Саня сильный, ему никто на самом деле не нужен. А вот Ане без Ильи было не обойтись. Поначалу Илья пытался договориться с братом, убедить его.
– Ну чего тебе от неё надо? – спрашивал он. – Отстань ты от неё, а?
– Ну чего тебе от неё надо? – передразнивал Саня. – Отстань от неё сам. Связался с бабой - сам баба.
Однажды Илья решился на совсем отчаянный шаг. Поздно вечером, когда оба уже лежали в кроватях, он спросил шёпотом:
– Ну давай сделаем вид, что её не было, а? Давай?
Он почувствовал, что Саня слушает, и ему интересно.
– Только ты и я, как раньше. А она... Ну просто соседка... Я... Хочешь, я с ней даже разговаривать не буду больше?
– А она-то с тобой будет, – насмешливо возразил Саня, не поворачиваясь к брату лицом. – Будет ходить за тобой хвостом, как овца привязанная. Палкой не отгонишь. Девки, они совсем дурные, слов не понимают же.
Илья смолчал, хотя ему было и обидно за Аню. На самом деле, ему было страшно, что Саня согласится на это условие. Тогда Ани у него больше не будет... Но Саня молчал. Тишина затягивалась. Илья начал было задрёмывать, но Саня снова заговорил:
– А вот если ты со мной объединишься против неё, то она отстанет... Ну как?
– Что значит, объединюсь против неё? – дрогнувшим голосом переспросил Илья. Он знал ответ.
Скрипнула Санина кровать, он сел и повернулся к брату.
– Бросай в неё камнями, обзывай, пихай, ставь подножки, плюй в неё, – весёлым, злым шёпотом объяснил он. -- Вот тогда она отвалит от тебя. Ну?..
Внутри у Ильи всё сжалось, когда он представил взгляд Ани – тот взгляд, которым она смотрит на Саню – как на недочеловека, с ненавистью и брезгливостью. Так она будет смотреть и на Илью. Это было выше его сил. Он не ответил. Он понял, что не сможет этого вынести. Саня это тоже понял. Кровать снова скрипнула. Разговор был окончен. Это был их последний разговор.
Родители в их конфликт не лезли. Большую часть времени они его просто не замечали, а когда замечали, считали, что это в порядке вещей – мальчишки бесятся, братья дерутся. Даже если до крови. А если до смерти? Илья никогда не сомневался в том, что Саня способен убить человека. Более того, два года подряд – в седьмом и восьмом классах он был уверен, что цель Сани – именно убить Аню. И почему Саня не действовал решительнее, Илья не знал. Почему Аня вызывает у него такую злобу – тоже.
Саня как будто пристреливался, как тогда, у гаража – пробовал, каково это, прежде чем влепить пулю промеж незащищённых лопаток. Возможно, его занимало ощущение власти, возникавшее в процессе.
Но время шло, а Аня с Ильёй по прежнему держали оборону спина к спине. Илья старался никогда не оставлять Аню одну – даже если занятия в школе заканчивались и начинались в разное время – они ждали друг друга, чтобы идти вместе. В те редкие моменты, когда Аня всё же оставалась одна, Саня реагировал молниеносно. Ничто его не останавливало и не отвлекало. Так что Ане тоже пришлось учиться стоять за себя: Илья показывал ей как и куда лучше бить, как использовать окружающую обстановку, подручные средства. Аня быстро схватывала.
Илью изматывала эта война, и всё же он не променял бы мир с Саней на мир без Ани. Если бы кто-то спросил его – что он в ней нашёл, Илья бы потерялся. Он не знал, как это выразить словами. Аня казалась ему существом из другого мира – лучшего, светлого, волшебного. И когда Илья был рядом с ней, он словно сам оказывался причастен к этому миру. И за это он готов был вынести всё – вражду с братом, физическую боль и боль моральную. Он был готов стоять до конца.
И в один прекрасный день Саня как будто отступился, как будто забыл об Ане. Потерял интерес – разом, одномоментно. Илья с Аней долго не верили в это. По прежнему соблюдали все предосторожности в школе и во дворе, были начеку.
Дома Илья исподволь присматривался к брату, старался разгадать его мысли, намерения.
Саня выказывал полнейшее равнодушие и к Ане и к брату. Он ближе сошёлся с отцом и днями пропадал с ним в гараже. Осенью, в сезон охоты не пропускал ни одного выезда. Илья в этом году с ними ехать отказался. Его никто не уговаривал.
Саня охладел к Ане, но с братом его дружба так и не восстановилась. Невольно или нарочно, оба старались избегать друг друга. Даже живя под одной крышей они виделись так редко, что Илья порой представлял: у него никогда не было брата-близнеца, он просто выдумал его однажды, чтобы не скучно было играть одному. А потом просто забыл его, перерос.
Но Саня, разумеется, был.
Следы его бытия находились по всей квартире, как запах табака, намертво впитавшийся в обивку мебели, в шторы и постель, хотя Саня, естественно, никогда не курил в квартире – отец бы этого не позволил. Запах табака смешивался с запахами машинного масла, бензина и пороха и сопровождался для Ильи смутными и тревожными ассоциациями с опасностью.
Илью разочаровало то, что родители довольно спокойно отнеслись к тому, что Саня начал курить в свои четырнадцать. Сам Илья запах табака ненавидел.
А теперь табаком пахло и от Ани. Запах был почти неуловим. Илья никогда не видел её курящей, но он был уверен – Аня начала курить, пока он был в отъезде.
Когда он уезжал, ему было страшно – казалось, что с Аней обязательно случится что-то плохое, пока его нет рядом. Что Саня выйдет из многомесячной засады и устроит... Что? Илья не хотел об этом думать в подробностях, но в голове сами собой вспыхивали картинки: Саня толкает Аню под машину; Саня плещет ей в лицо кислотой из карбюратора; Саня поджигает Анину комнату, пока она спит. Илья ничего не мог поделать с этими образами, но он давно жил с этим и немного привык к такому страху.
Когда он вернулся, тревога отчего-то стала ещё явственнее. Возможно, из-за этого чёртова еле слышного запаха табака, который, может быть, ему просто мерещился. И, может, ему просто мерещилось, что в Ане что-то неуловимо, но бесповоротно изменилось. Илья никак не мог ухватить это что-то. Но это мучило его как крапивный зуд. А она время от времени заглядывала ему в глаза, как будто проверяла какие-то ей одной понятные знаки.
В первый же вечер после его приезда Аня зачем-то повела его на голубятню. Илья давно там не был – с тех пор как отпала надобность прятаться от Сани, отпала надобность и в голубятне.
– Теперь там только белые почтовые голуби, – рассказывала Аня, пока они шли. – Как те двое первых, помнишь?
– Помню. Круто, – отвечал Илья и улыбался ей. Но даже в этом разговоре ему чудился подвох. Он украдкой бросал на Аню взгляды, пытаясь понять, о чём она думает. До отъезда он привык считать, что они едва ли не читают мысли друг друга. Но теперь в Ане появилось нечто непроницаемое. Секрет. Стена, за которую ему не было допуска. Как у Сани. Но к тому он привык, а чувствовать то же самое в Ане было неприятно, непривычно. Обидно.
В предбаннике голубятни Илье показалось тесно. Неужели они уже так выросли? «Зачем мы сюда пришли?» – подумал было он. Но тут Аня встала перед ним, положила руки ему на плечи и поцеловала. Первая. Очень уверенно, по-новому, незнакомо. Илья растерялся, но ответил. Спустя несколько секунд, он взял её за плечи и отстранил от себя, всматриваясь в её лицо. В полумраке голубятни синие Анины глаза казались совсем тёмными. Она не отводила взгляд. Взяла его руку и положила себе на внутреннюю сторону бедра, повела выше... Илья не смог и не захотел сопротивляться такому сигналу. Он притянул её к себе и поцеловал с большим жаром. Время сомневаться прошло.
Круг шестой
Саня целый вечер толок стекло. Старательно, кропотливо. И выкатывал хлебные шарики, подмешивая стеклянную пыль в мякиш. Он всё знал. Он видел, как они заходили туда; он видел, как они выходили оттуда. Он слышал всё, что происходило в голубятне между ними; слышал всё, до последнего шороха, до самого тихого вздоха. Он сам не знал, как удержался и не вышиб дверь, не влетел туда, к ним, чтобы... чтобы... Он не думал, что было бы дальше. Когда они ушли, Саня ещё долго ходил неподалёку от голубятни взад и вперёд по пыльным тропинкам двора, отмахиваясь от божьих коровок, которые то и дело врезались в него. Он вспоминал ту ночь, когда был здесь с Аней, выдав себя за Илью. Она их всегда безошибочно различала, а в тот раз — не смогла... И он снова стал первым! И ещё он был почти уверен, что Аня его всё-таки узнала. Узнала, но не оттолкнула. Но тогда почему? Почему на следующий же день она привела сюда не его, а Илью? Опять Илью, мямлю и тряпку Илью! Хотела сравнить? Попробовать как это?
— Шлюха, — прошептал Саня и сжал пальцами хлебный шарик. Шарик расплющился, а на пальцах Сани выступила кровь. Идея со стеклом пришла в его голову сама собой, как самое естественное, что только можно сделать в этой ситуации. Он хорошо знал эту естественность. С детства он твёрдо уяснил: всё, что приходит к нему таким образом — плохо, за это его наверняка захотят наказать. Чем старше он становился, тем опаснее были вещи, которые приходили к нему в голову. Заманчивые вещи, интересные вещи. Классные. Пришлось отказываться от них. Саня мог себя контролировать, он был вменяем. В своём уме. Кто же в своём уме будет делать то, за что его посадят? Даже если очень хочется это сделать. Но за стекло в хлебе его, конечно, не посадят. Никто и не узнает, что это он сделал.
В какой-то момент Саня решил, что хлеба достаточно, собрал все шарики в пакет и отправился к голубятне. Он убедился, что его никто не видит, забрался к решётке «курятника» и начал быстро пропихивать сквозь решётку свои хлебные заготовки. Белоснежные голуби, похожие на изящные мазки заварного крема, заволновались и стали слетать с жёрдочек вниз, к хлебу. Саня немного понаблюдал за ними, убедился, что они едят, потом спрыгнул на землю и отправился к выбранному наблюдательному пункту на возвышении улицы в узком проходе между двумя домами. Оттуда Саня хорошо видел голубятню, а его заметить от голубятни или с дороги, было почти невозможно. Саня закурил. Ждать пришлось недолго. Ещё не докурив вторую сигарету, он увидел, как отец Ани идёт к голубятне — он всегда в это время навещал голубей, Саня это знал. Он видел, как тот отпирает дверь ключом и заходит внутрь. Минуту спустя Анин отец выскочил обратно и почти побежал к дому. Саня ждал. Через полчаса Анин отец вернулся в сопровождении дочери. Ильи с ними, конечно, не было. Анин папаша считал недоносками и ублюдками их обоих, чем вызывал в Сане мстительное удовлетворение.
Отец и дочь снова скрылись в голубятне. Саня, щурясь сквозь табачный дым, смотрел, как они возятся в «курятнике». Из-за решётки он не мог ясно видеть, что они делали, но он наверняка знал, что они там нашли. Саня подумал, что это должно быть даже красиво — грязный пол клетушки, полностью скрытый под мёртвыми тельцами белых голубей.
Примерно через четверть часа они вышли из голубятни с двумя объёмистыми полиэтиленовыми пакетами в руках. Анин отец направился к мусорным бакам, так что Саня был вынужден на всякий случай отступить вглубь проулка и спрятаться за домом. Когда он через несколько минут вернулся на наблюдательный пункт, их уже не было видно. Рядом с голубятней сидела на корточках Аня и копала землю небольшой садовой лопаткой. Рядом с ней лежало два белых свёртка — голуби. Саня почувствовал какое-то то ли смятение, то ли возбуждение, поднявшееся в душе. Он толком не понимал, что он чувствует — удовлетворение, торжество, жалость? Саня было сделал движение, чтобы выйти из укрытия и подойти к Ане, сам не зная, зачем, но тут же увидел идущего к голубятне Илью. Илья подошёл к Ане, присел рядом, они стали о чём-то тихо переговариваться. Саня опять медленно отступил вглубь проулка, перешёл на другую улицу и побежал, не оглядываясь, как три года тому назад.

Круг седьмой

Стоял один из тех дней, в которые сама мысль о чём-то плохом не приходит в голову. Бабье лето этой осенью пришло рано и было тёплым – солнце грело по-августовски, листва деревьев была уже жёлтой, но всё ещё густой, небо – таким синим, каким оно бывает только в октябре. И всё вокруг было красиво, всё было празднично. Божьи коровки носились в воздухе, сползались по тёплым углам домов снаружи, набивались между оконными рамами внутри, заползали в плафоны ламп в квартирах, где и оставались навсегда.
Именно в этот день Саня поймал её за домом, в бетонном закутке у мусорных баков. Сначала Аня даже не испугалась. Она только что вынесла мусор и как раз собиралась быстренько выкурить сигарету, пока никто не мог её заметить из окон. Саня подошёл, попросил прикурить. Аня дала. Какое-то время они молча курили бок о бок, щурясь на безоблачное небо над бетонным ограждением мусорки. В какой-то момент, без всякого перехода, Саня наклонился к ней, вынул сигарету из её губ и попытался поцеловать. Аня отшатнулась, тогда он встал перед ней, загораживая проход.
– Почему? – требовательно спросил он. Аня отвела глаза.
– Дай пройти, – она подхватила с земли пустое ведро. Саня не сдвинулся с места.
– Почему? – повторил он, не повышая голоса. Но было в его тоне что-то такое, от чего Аня невольно напряглась и разом вспомнила два года преследования.
– Я закричу, – тихо предупредила она, в панике бросая взгляды на угол дома – пусть кто-нибудь пойдёт выбрасывать мусор прямо сейчас. Как назло с этой стороны дома не было ни души. Пустовали и балконы, никто не сидел на них, не ловил последние погожие деньки. Скорее всего, все разъехались по дачам.
– Тогда твой батя узнает, что ты куришь. И Илья тоже.
Аня заколебалась и всего на секунду промедлила с криком. Сане хватило этой секунды, чтобы взять её за подбородок, стиснуть пальцами щёки и сунуть ей в рот скомканный носовой платок.
Шагнул к ней, толкая назад, к бетонной стене, крепко перехватил её руку с ведром – она уже замахнулась, чтобы ударить. Саня вывернул её руку. Оцинкованное ведро выпало из пальцев и загремело, покатившись к мусорным контейнерам.
– Ты же сама хочешь, чё ты ломаешься? – прошептал он, нависнув над ней. – Тогда же не ломалась...
Аня могла только мычать. «Но я не хочу! – думала она. – Я совсем не хочу!» Она попробовала пнуть его в пах, но Саня подставил под удар бедро, а потом развернул её к стене лицом и как следует приложил лбом о бетон. Ане показалось, что её голова раскололась надвое, перед глазами всё поплыло, в ушах загудело. Сознание она не потеряла, но происходящее стало доходить до неё как через слой ваты, как во сне. Как во многих её кошмарах. Казалось, что это происходит не с ней, с какой-то другой девочкой, на которую Аня смотрит со стороны – без особого любопытства и без особой жалости. Саня навалился на неё всем телом, коленом раздвинул ей ноги, он держал её крепко, но в этом не было нужды, Аню почти парализовало – то ли от удара, то ли от шока – она едва держалась на ногах.
Почувствовав жгучую боль между ног, Аня немного сбросила оцепенение и начала вырываться. Но Саня только сильнее прижал её к стене и ещё раз приложил головой о бетон.
– Ну ты и шлюха, – горячечно шептал он. – Скажи, что я лучше! Лучше! Лучше него!
Но Аня, разумеется, ничего не могла сказать. После второго удара в голове как-будто кто-то мерно бил в колокола, она и слышала-то Саню еле-еле.
– Только попробуй кому стукнуть, шею сломаю, – пообещал Саня на прощание и в третий раз ударил её о стену лбом. Аня успела почувствовать, как по бёдрам у неё течёт что-то тёплое, прежде чем потеряла сознание.
Она пришла в себя от лёгкой щекотки. Божья коровка, беззвучно треща крыльями взмыла с её щеки в безоблачное небо. В первое мгновение Аня решила, что ей всё приснилось – ничего не было и быть не могло никогда. Но резкая боль внизу живота немедленно доказала ей обратное. С трудом Аня смогла сесть – тут же присоединилась и головная боль – такая сильная, что Аню затошнило. То ли за всё время, что она лежала здесь, никто так и не подошёл к мусорке, то ли её не заметили. То ли заметили, но не стали трогать.
Голова стала не только болеть, но и кружиться, Аня решила смотреть наверх, чтобы приступ прошёл быстрее. Небо над её головой было таким же ярко-синим, праздничным; божьи коровки летали повсюду в густом тёплом воздухе. С той стороны дома до неё доносились перекликающиеся детские голоса, смех. Кое-как, держась за стену, Аня поднялась на ноги. «Ведро, – подумала она. – Как же я без ведра вернусь?..» Каждое движение головы, каждая мысль отдавались болью. Наверное, ей нужно пойти к врачу? Но врач начнёт расспрашивать, что произошло. Врач всё расскажет родителям. Куда же ей тогда пойти? Постоять под собственным окном, подождать Илью? Рано или поздно он придёт к ней. Нет, ждать там одной было слишком страшно, Саня мог вернуться. Ведро валялось неподалёку. Аня доковыляла до него, как-то умудрилась наклониться и поднять. Сначала она на автомате пошла к дому, но на полпути развернулась и, как была, в домашних тапочках, с пустым ведром, направилась к остановке – там стоял исправный таксофон. Пока она шла, думала только о том, как добраться до этого таксофона. Он был для неё как маяк для потерпевшей крушение. Аня ни на что больше не отвлекалась, ни мыслями ни взглядом. Когда она добрела до него – ей показалось, что прошло не меньше часа, – она наконец, заметила краем глаза, как пялятся на неё люди с остановки. Ей было всё равно. Она нащупала в кармане кофты завалявшийся рубль и сунула его в аппарат. Набрала домашний номер Ильи. Аня не думала, что сказать, если к телефону подойдёт не он. Но ей повезло.
– Алло, – сказала трубка голосом Ильи. Аня открыла рот, чтобы ответить, и разрыдалась.

Круг восьмой

Неясное, но приятное предчувствие томило Илью с самого утра. Несмотря на выходной день, проснулся он рано. Впрочем, Саня, как всегда, встал ещё раньше. Первое, что сделал Илья, встав с кровати – это открыл окно, из которого сразу пахнуло праздничной осенью. Октябрь решил поиграть в лето. Илья содрал с окна давно уже не нужную марлю, опёрся на подоконник обеими руками и с удовольствием подставил лицо под мягкие нежаркие лучи солнца. Именно сегодня жизнь показалась ему особенно прекрасной, не омрачало её даже огромное домашнее задание по экстремальной медицине. Вот сделает его, и они с Аней пойдут гулять, может быть, умотают за город, если Саня расщедрится на мопед. Он поймал себя на том, что улыбается росшему напротив клёну, как последний дурак. «И будет только лучше, – шептал внутренний голос. – Будет ещё, ещё лучше!». Илья не находил повода ему не верить.
На подоконник, прямо между его рук, спикировала божья коровка. Илья по детской привычке загадал: если коровка улетит, его предчувствие сбудется; если свалится за окно мёртвым семечком, то нет. Он щёлкнул ногтем по лаковой чёрно-красной горошине. Божья коровка, расправив крылышки, взмыла в воздух и улетела прочь. Илья чуть не расхохотался от дурацкой какой-то радости.
Когда Илья вошёл на кухню, брат уже был там – сидел в одних шортах за столом и неторопливо подсчитывал рассыпанные перед ним красные охотничьи патроны.
Илья сделал себе бутерброд, налил чаю и сел напротив. Саня в тот же момент сгрёб патроны в коробку, поднялся и ушёл в комнату. Илья не расстроился. Минуту спустя хлопнула входная дверь – Саня ушёл покурить. Илья доел завтрак в одиночестве, и уже принялся за домашку, когда Саня вернулся. Он прошёл в родительскую комнату и начал греметь чем-то в темнушке. Родители у них работали посменно, так что выходные их не касались, сегодня и отец и мать были в дневную смену. Потом Саня перешёл в комнату и снова загремел, на этот раз инструментами в ящике. Илья тщетно пытался сконцентрироваться на ситуационных задачах экстремалки. Тут ещё, как назло, зазвонил телефон. Саня его проигнорировал, хотя был ближе к телефону.
– Может ответишь? – раздражённо крикнул Илья брату после пятой или шестой трели. Саня и бровью не повёл. Илья ругнулся, отложил учебник и подошёл к телефону.
– Алло, – сказал он, а в ответ неожиданно услышал плач. Илья, каким-то шестым чувством, развившимся за время «войны», тут же понял, что это Аня. И то же чувство, привычка, почти ставшая инстинктом, подсказали ему, что Саня этого понять не должен.
– Ты сейчас где? – стараясь говорить ровно и безучастно, спросил Илья, косясь на Саню. Не с первого раза Илье удалось понять, что Аня звонит с автобусной остановки. – Жди меня там, – Илья очень надеялся, что выдержал равнодушный тон беседы, что Саня ни о чём не догадался.
Он старался не думать о том, что с ней случилось. Все размышления всё равно сводились к одному – не мог же Саня успеть за эти пятнадцать минут что-то сделать? Всё остальное время он был у Ильи на виду...
– Дашь сегодня мопед погонять? – со старательной небрежностью спросил он Саню, одеваясь. Саня достал из кармана шортов ключи от мопеда и гаража, не глядя, кинул Илье.
– Покоцаешь, заплатишь, – коротко предупредил он.
«А может, дело и не в Сане? – подумал Илья. – Может, например, Аниной бабушке стало плохо? Или что-то ещё... Что-то другое». Немного успокоив себя этими мыслями, он вышел из дома и побежал к остановке.
Аню он увидел издалека – растрёпанная, с ведром в руках, она стояла, обессиленно прислонившись к будке таксофона. На лбу у неё цвёл громадный кровоподтёк, глаза были в чёрных кругах, как у енота. Илью прошиб холодный пот, горло перехватило. «Сотрясение мозга, симптомы и внешние признаки» – всплыла в голове ситуационная задачка из домашки. Аня заметила его, только когда он подошёл к ней вплотную. Перевела на него остекленевший взгляд и вздрогнула всем телом, когда он осторожно обнял её за плечи. Илья не стал ничего говорить, под неодобрительными взглядами людей с остановки, он отнял у неё ведро и, не отпуская от себя, повёл обратно – к дому. Аня не сопротивлялась.
– Пойдём в гараж, – тихо сказал он ей, когда они перешли через дорогу. – У меня ключи.
Аня равнодушно кивнула.
Илье показалось, что путь от остановки до гаража занял несколько часов. Идти приходилось медленно – Ане явно было больно двигаться. «Кто её избил? – думал Илья, старательно отгоняя образ глумливо ухмыляющегося Сани с разбитыми костяшками пальцев. – Зачем?». Он сдерживался, чтобы не начать расспросы. Аня была явно не в том состоянии, чтобы отвечать.
«Не уберёг, – звенело в голове. – Не защитил». Глаза у Ани покраснели, но больше она не плакала, время от времени её били приступы крупной дрожи. Зато Илья сам был готов разреветься от жалости к ней и от бессилия.
Когда они, наконец, добрались до гаража, Илья с трудом отпер замок, завёл Аню внутрь, включил пыльную лампочку под потолком, прикрыл дверь. Он усадил Аню на низкий самодельный табурет, заляпанный старой белой краской.
– Пить, – почти беззвучно попросила она. Илья бросился было к выходу, чтобы принести воды из дома, но Аня неожиданно вцепилась в него мёртвой хваткой:
– Не уходи, – в её голосе звучал неподдельный ужас.
– Я здесь, я не уйду, – только и мог растерянно повторять Илья, он попытался вспомнить, держит ли отец тут воду. Кое-как убедив Аню отпустить его, он отыскал канистру с водой и отлил немного в один из пластиковых стаканчиков с полки. Аня жадно выпила, расплескав половину. От второго отказалась.
– Нам придётся расстаться, – сказала она вдруг без всякого перехода. Илья опешил.
– Почему? – тупо спросил он, не понимая, что происходит.
– Потому что я – шлюха, – ответила Аня и снова расплакалась. Илья сел напротив неё, взял за руки, отводя их от её лица.
– Не знаю, в чём дело, но ты никакая не шлюха, – твёрдо сказал он, глядя ей в запухшие глаза. Она смотрела на него несколько секунд не то с жалостью и презрением, не то с виноватой мольбой.
– Я переспала с Саней.
Такого Илья не ожидал. Он разжал было руки, но тут же снова крепче перехватил её ладони.
– Только что? – спросил он, внезапно начиная догадываться. Он не хотел бы догадываться об этом.
Аня кивнула.
– А ты... Ты этого хотела?
– Он говорил, что хотела... Но я не хотела! Не хотела!
Аня снова разрыдалась. Илья обнял её, подождал, пока она немного затихнет. Потом встал и полез на верхние стеллажи. Аня посмотрела на него с беспокойством. «Он её изнасиловал и избил. Изнасиловал и избил, – стучало в голове Ильи гулким колоколом». Аня подошла к нему в тот момент, когда он слез со стеллажа с отцовским ружьём в руках и коробкой патронов.
– Я знаю, где он сейчас, – только и сказал ей Илья и начал заряжать ружьё. Ему не нужно было объяснять. Аня положила руку на приклад.
– Был ещё один раз, – сказала она. Илья уже устал испытывать какие-то эмоции. Пришло какое-то ватное отупение и усталость. Он на автомате вложил патрон в патронник. Всё это было так неправильно. Это было неправильно с самого первого дня. С самой первой встречи. Всё шло не так.
– Когда ты приехал. Ночью, – продолжала Аня. – Он меня обманул. Он знал наш тайный стук. Я думала, что он – это ты. Я не узнала...
Ружьё вдруг показалось Илье очень тяжёлым, руки сами опустились под его весом.
– Но... Вообще-то на самом деле я догадывалась, что это он. Но всё равно... Поэтому я шлюха и нам нужно расстаться.
– Нет, ты не виновата в том, что мой брат – обмудок, – устало покачал головой Илья. – И ты уж точно не шлюха.
В этот момент гаражная дверь распахнулась от пинка. На пороге вырос Саня и в руках он держал своё охотничье ружьё:
– Ещё какая шлюха, – заявил он, направляя на Илью ствол. – А ты – баба.