Мать Тереза совершает смертный грех в чистилище(с)
приступ самодрочкиСтекло, вспомнив родство с песком, С ближнего запада на дальний восок Показывает Сахару Каждого, вынужденного уснуть, На финише, отмечая путь, Утро встречает жаром.
Плавленный мир уплывает легко, Забытое в ночь на столе молоко Диагностирует лето Что невозможно обидно для Настенного календаря, Утверждающего двадцать девятое января И ни суток до или следом.
Решив остаться в зимнем строю, Неожиданно в август смотрю И, временами, в небо. Своевременно злоключившись, артроз Не позволяет взирать на мороз И на то, что осталось со снегом.
Есть варианты на каждой версте И километре — но ни эти ни те, Не требуют возвращенья И, удивлясь, по горло в поту, Перебираю не ту и не ту, Щедро бросая прощенья.
Мысль мимоходом щекочет висок, Щёлкают счёты и ставят итог - Старый, как солнце и мягкий, как стог - Как не однажды жизенный. Просят — дружище, только не ной Просят — приятель, только не пой, Просят сойдись, наконец, не стой, В рукопожатии мысленном С левой перчаткой ещё одной Белой как сахар, как снег голубой, Равнообразной с тобой и со мной Вообразимой Истины.
И не важно, кто сейчас шепчет важнейшие истины прямо на ухо. И не страшно, что тот, кто не шепчет, находится дальше, чем Альфа Центавра. И не больно, что ядерный ветер давно уж посеял слепую разруху - А важно и страшно, и больно, что всё это - даром. Даром.
Не даром - лишь прошлое-преподаватель, Любимый палач, несравненный предатель, Насильник, застиранный вдоль-поперек, Кровавый любовник и Вечный Исток.
И только одно пульсирует в порванной разумом глотке. Только одно заставляет впустую жить или делать вид. Только одно заставляет неумолимо гнить с головы селедку. То, что в груди, под ненужной любовью, за ветошью старой лежит.
Ревенизьм.
И не страшно, что тот, кто не шепчет, находится дальше, чем Альфа Центавра.
И не больно, что ядерный ветер давно уж посеял слепую разруху -
А важно и страшно, и больно, что всё это - даром. Даром.
Не даром - лишь прошлое-преподаватель,
Любимый палач, несравненный предатель,
Насильник, застиранный вдоль-поперек,
Кровавый любовник и Вечный Исток.
И только одно пульсирует в порванной разумом глотке.
Только одно заставляет впустую жить или делать вид.
Только одно заставляет неумолимо гнить с головы селедку.
То, что в груди, под ненужной любовью, за ветошью старой лежит.