Мать Тереза совершает смертный грех в чистилище(с)
Пригород Парижа, жаркое лето, наши дни. В одну из квартир большого дома въехала семья архитектора с двумя дочками, Жанной и Лорой. И одновременно во дворе появился новенький - мальчик Михаэль. Михаэль сразу влился в дворовую компанию...
1. МАМА
читать дальшеВ ночи, наполненной теплом мужнина тела, заслонившего меня от дневных хлопот, бессонница уселась в изголовье, чтобы напомнить о том, что я упустила что-то важное.
Вряд ли это случилось уже тогда, когда закрылась дверь за соседкой, одной из многочисленных мадам, которых было несчитанное количество в наших кочевьях по городам. Мадам, я не помню ни вашего имени, ни лица, но когда дверь за вами захлопнулась, а извинения все еще казались мне уместными, я почувствовала, как Лора сжалась за моей спиной, а в груди у меня заскрежетал свой, стремящийся захлопнуться, механизм.
Вряд ли это случилось еще тогда, когда парикмахер с ловкостью иллюзиониста смахнул последний локон с щуплого лориного плечика, оставив в кресле цыплëнка с хохолком стриженного затылка.
Вряд ли это случилось и задолго до, когда Лора еще беззаботно спала в темноте утробы, но кто теперь сможет найти точку отсчëта?
В пыли и духоте лета гоняющая мяч чехарда рук, ног, голосов, мелькающих пятнами маек, не имеет пола. Все смешивается, превращаясь в единый ком энергии, несущийся через дворы, площади и сады. И лишь по окончании азарта ком распадается на ленточки-кукол-примерку маминых туфель - с одной стороны, и на разодранные коленки-рогатки-нарисованные маркером папины усы - с другой. Можно не любить свои длинные локоны, неудобные(или удобные?) платья, можно разбивать коленки и стрелять по воробьям, но можно ли забыть о том, что отличаешься, что ты - другого вида, рода, племени, с другого конца двуликого мира? И даже когда этот представитель другого племени, взрослый, сильный и - другой - станет с тобой един и неделим, вы все равно не срастетесь и не смешаетесь настолько, чтобы ничем не отличаться.
Что за страх стать собой, страх перед препятствиями взросления и изменения, перед преображением в ожидаемый образ, мучает нас? Возможно, это именно оно - то упущение, убежавшя вода, забравшая с собой отпечаток опущенных в нее пальцев и не оставившая на них следа.
В страхе перед переменами мы закрываем глаза и не видим всех излучин времени, как сейчас я перестану видеть потеки на потолке, если погружусь в дремоту. В этом невидении и неведении я плыла по жизни, не замечая, как мой ребëнок столкнулся со страхом перед собой. Но против страха есть старое как время средство - ему необходимо посмотреть в лицо и перестать себе лгать.
Мадам, мой сын Михаэль, может, и будет большим хулиганом, чем другие. Тогда, когда родится. Если родится. Если родится мужчиной. Я вам сказала бы, сказала бы все это, это все, если бы не упустила и этот момент.
2. ЖАННА
читать дальше
Увлеченно мусоля грифель карандаша, Жанна выводит тонкие лучики солнца. Желтый цвет должен быть ярче, поэтому не только небосвод на рисунке, но и личико девочки стало золотым.
Она старается для сестры, для своей любимой Лоры.
Маленькое девчачье сердечко первый раз разбилось, видя, как рушится жизнь, пусть пока не её, а сестры, но раз так бывает, значит, и с Жанной может случиться подобное. Лора старательно создавала свой образ, а Жанна не задумывалась, почему и зачем ей это надо. Но сейчас ей казалось несправедливым, что из-за какого-то мальчишки Лора теперь плачет и не выходит из дома. А Санджею должно быть в тыщу раз обиднее, раз ему досталось от девчонки. Да! Так ему и надо.
Голубое небо на бумажном листе – небесно-голубые щеки у Жанны.
А ведь это из-за нее. Ведь это Лора отомстила мальчишке за разбитую коленку сестры. Так мог поступить только старший брат, защитник. А папа с мамой говорят, что у них будет младший брат. Зачем? Жанну и так все устраивает. У нее есть Лора. Она лучше всяких братьев.
Под жаркими лучами солнца на рисунке вырастает зеленая трава и узкая дорожка, уходящая за горизонт.
А в платье Лора совсем другая. Она стала какая-то обычная, почти как Лиза, которая торчит под их окнами. Несколько дней назад Жанна открыла ей дверь и не удивилась, когда та спросила, а дома ли Михаэль. У Жанны с Лорой появился свой большой секрет. Она стала брать младшую сестру с собой.
По рисованной песчаной дорожке, идет кудрявая девочка и белокурый мальчишка в разорванных джинсах. Это Жанна и Лора, они вдвоем и им больше никто не нужен. Во всяком случае, на этом рисунке – точно.
4. АДИЛЬ
читать дальшеЗаперли дома и не отпустили в кино. Эка невидаль!
Но Санджей, Лиза и прочие умотали в кино. И если вернуться домой, от внеклассного чтения и обеда ни за что не отделаться. Заставят переодеваться, не время еще для шортов – так думает мама.
Во двор не доносится гул от шоссе, и днем здесь ни души, даже летом. Поэтому Адиль в непривычной тишине и одиночестве пинает футбольный мяч, не давая ему упасть на мокрый асфальт. Мяч отскакивает то от облупленного носка кроссовка, то от чересчур смуглого для здешних широт колена, а то и вовсе от кудрявой темной шапки волос, под которой с самого утра роятся невеселые мысли.
Носок - коленка - ой, только бы не окно! – локоть - снова носок - лужа. Нужно достать выскочку Михаэля. Нужно, чтобы Лиза и думать о нем забыла, чтобы ей во дворе с ним было стыдно показаться, не то что целоваться в кустах.
С досады Адиль пинает мяч слишком сильно, и тот улетает в колючий голый куст. Шипя и обдирая кожу, он лезет за ним и злится на Михаэля еще сильнее, словно он отдал неудачный пас.
Этого дурилку даже подставлять не надо, и врать не придется. Он сам виноват, Санджей бы не обманул. Но представить… Адиль пытается вообразить Михаэля в девачьем платье, но воображение тоже пасует в кусты. Вместо него в темно-синее платье с белыми оборками и бантом облекается Лиза. Она очень его хотела, увидела в витрине магазина и неделю изводилась. Но платье было дорогущее. Адиль посмеялся над девчачьими глупостями, а потом подумал, что когда вырастет, купит ей все платья и украшения ,какие она только захочет.
Пусть Лиза сама проверит. И при всех, чтобы без вранья. Пусть проверит, какой мужик этот ее ненаглядный Михаэль – Адиль слышал, как об этом трепались в школьном туалете старшеклассники, пересыпая беседу отборной ,но неумелой руганью.
Червь сомнения скользко извивается где-то в районе желудка, но Адиль заглушает его, повторяя: «Он сам виноват. Сам. Зачем притворялся? Зачем врал? Лиза точно его возненавидит. Даже если он по правде мальчишка, он же самый противный обманщик и извращенец. Он сам виноват!».
Адиль продолжает игру, то и дело поглядывая в ту сторону, откуда должны появиться ребята. Носок-коленка-снова носок-голова – ой, они идут. Носок – коленка - другая коленка. Адиль принимает независимый вид, чувствуя, как червяк сомнения уступает место под ребрами решительному жутковатому холодку.
МИХАЭЛЬ
читать дальшеЯ стою целыми днями у окна, прислонившись лбом к стеклу. Иногда приходится несколько часов ждать, чтобы увидеть компанию. Лето ещё не закончилось, и они проводят время на пруду или на лестничных площадках, очень редко под окнами. Выйти к ним я не решаюсь. Только завижу их вдалеке, как сажусь на корточки и смотрю сквозь щели в заграждении балкона, меня так не видно, я знаю.
Наша семья постоянно переезжает, раз за разом. В каждой школе и в каждой компании приходится начинать знакомства заново. Обычно лузеры несут на себе лузерство год за годом, хотя на новом месте, где никто не знает, как к тебе следует относиться, ты сам выковываешь отношение к себе.
Тело вообще не имеет значения. Я знаю, что у меня тёмные волосы, как у папы и Жанны, а в зеркале я вижу светлые пряди. То, что ты знаешь о себе и то, что о тебе думают окружающие, это совсем разные вещи. Потому две недели назад, когда я иду по тропинке, чтобы найти с кем поиграть и когда мне задают вопрос об имени, отвечаю «Михаэль».
С чего вы все взяли, что это не так? Ведь оно лучше, чем то, что выбрали для меня родители. Они знали копошащегося орущего младенца, а я знаю совсем иную личность, которой это имя подходит.
Мама хочет забыть эту историю, будто ничего и не было, вроде как если она забудет, то и я не вспомню, и ребята во дворе забудут и всё будет как прежде. А вот и нет. Потому что Михаэль родился не в тот момент, когда Лиза спросила меня на той дорожке об имени. Михаэль жил всегда, он выбирал для меня шорты в стоках, знал в магазине, какой мяч самый упругий и дольше прослужит, даже если весь день пинать его не кедой, а тяжёлым школьным ботинком.
Я всё ещё сижу на корточках и слежу за ребятами внизу. Лиза всё приняла и поняла, а если и я буду вести себя как в ни в чём ни бывало, то и остальные сделают вид, что всё так, как должно быть. Никто же не знает, как оно должно быть, когда правильно. Даже мама не знает, и я не знаю.
Мы целовались с Лизой в кустах. Вообще часто целовались – у неё дома, на лестничной площадке, на берегу пруда, особенно когда мне было не понятно, что же делать дальше, как избежать разоблачения. Её поцелуи как-то возвращали на землю и помогали избавиться от мыслей о будущем. Мне нравится Лиза, у неё длинные классные волосы, и она взмахивает перед тем, как сейчас несколько раз обернулась на мой балкон. Наверное, думает, почему я не спускаюсь вниз.
Я не хочу идти к ним. Даже если они не будут драться и издеваться. Даже если мы будем вместе играть. Потому что они будут играть с Лорой, не с Михаэлем. Мама думает, что я притворялась на улице, притворялась Михаэлем, но на самом деле именно дома мне и приходится притворяться.
ЛИЗА
читать дальшеВ жестяной банке дробно перекатываются монпансье, сладкие, яркие, как летние дни, качели летят в небо, а сердце ухает вниз, в замирающую пропасть. Кто я, кто? Я Лиза.
Хохочущий бег по траве, мертвая петля на мягкой пружинистой земле под деревьями, Санджей и Адиль не довольны проигрышем, пусть их, я выиграла, даже проиграв, в моей игре другие правила. Тайна – когда знают только двое. Поцелуй, настоящий, мокрый, как у взрослых, – это тайна. Кто ты, кто? Михаэль.
В это лето все меняется и заканчивается слишком быстро, как монпансье, что достаешь горстями, и первым предает собственное тело. Грудь растет неправильная, левая заметно больше правой, зачем, почему ей вообще нужно расти? Ты становишь женщиной. Почему? Не хочу! Меня не спрашивали! Михаэль закрывает лицо ладонями, когда он в платье, его зовут Лора, и это несправедливо до жути, знать не знаю никакую Лору, это мой Михаэль, мой, и никто не имеет права отнимать у меня последнее лето перед сокрушительным взрослением. Это как озноб, когда слишком долго просидишь в бассейне, и потом губы синие, а зубы стучат, хоть вокруг и тепло. Кто я, кто? Я Лиза, а ты – Михаэль.
Под резными кленовыми листьями поклянемся, что никогда не вырастем, всегда будем играть во дворе, нам не надо домой.
Три месяца, двенадцать дней и шестнадцать часов остается до начала первой менструации.
Авторы:
Энджи
Света Макаренко
Синичка
Олеся
Юля
Света Тевиа
1. МАМА
читать дальшеВ ночи, наполненной теплом мужнина тела, заслонившего меня от дневных хлопот, бессонница уселась в изголовье, чтобы напомнить о том, что я упустила что-то важное.
Вряд ли это случилось уже тогда, когда закрылась дверь за соседкой, одной из многочисленных мадам, которых было несчитанное количество в наших кочевьях по городам. Мадам, я не помню ни вашего имени, ни лица, но когда дверь за вами захлопнулась, а извинения все еще казались мне уместными, я почувствовала, как Лора сжалась за моей спиной, а в груди у меня заскрежетал свой, стремящийся захлопнуться, механизм.
Вряд ли это случилось еще тогда, когда парикмахер с ловкостью иллюзиониста смахнул последний локон с щуплого лориного плечика, оставив в кресле цыплëнка с хохолком стриженного затылка.
Вряд ли это случилось и задолго до, когда Лора еще беззаботно спала в темноте утробы, но кто теперь сможет найти точку отсчëта?
В пыли и духоте лета гоняющая мяч чехарда рук, ног, голосов, мелькающих пятнами маек, не имеет пола. Все смешивается, превращаясь в единый ком энергии, несущийся через дворы, площади и сады. И лишь по окончании азарта ком распадается на ленточки-кукол-примерку маминых туфель - с одной стороны, и на разодранные коленки-рогатки-нарисованные маркером папины усы - с другой. Можно не любить свои длинные локоны, неудобные(или удобные?) платья, можно разбивать коленки и стрелять по воробьям, но можно ли забыть о том, что отличаешься, что ты - другого вида, рода, племени, с другого конца двуликого мира? И даже когда этот представитель другого племени, взрослый, сильный и - другой - станет с тобой един и неделим, вы все равно не срастетесь и не смешаетесь настолько, чтобы ничем не отличаться.
Что за страх стать собой, страх перед препятствиями взросления и изменения, перед преображением в ожидаемый образ, мучает нас? Возможно, это именно оно - то упущение, убежавшя вода, забравшая с собой отпечаток опущенных в нее пальцев и не оставившая на них следа.
В страхе перед переменами мы закрываем глаза и не видим всех излучин времени, как сейчас я перестану видеть потеки на потолке, если погружусь в дремоту. В этом невидении и неведении я плыла по жизни, не замечая, как мой ребëнок столкнулся со страхом перед собой. Но против страха есть старое как время средство - ему необходимо посмотреть в лицо и перестать себе лгать.
Мадам, мой сын Михаэль, может, и будет большим хулиганом, чем другие. Тогда, когда родится. Если родится. Если родится мужчиной. Я вам сказала бы, сказала бы все это, это все, если бы не упустила и этот момент.
2. ЖАННА
читать дальше
Увлеченно мусоля грифель карандаша, Жанна выводит тонкие лучики солнца. Желтый цвет должен быть ярче, поэтому не только небосвод на рисунке, но и личико девочки стало золотым.
Она старается для сестры, для своей любимой Лоры.
Маленькое девчачье сердечко первый раз разбилось, видя, как рушится жизнь, пусть пока не её, а сестры, но раз так бывает, значит, и с Жанной может случиться подобное. Лора старательно создавала свой образ, а Жанна не задумывалась, почему и зачем ей это надо. Но сейчас ей казалось несправедливым, что из-за какого-то мальчишки Лора теперь плачет и не выходит из дома. А Санджею должно быть в тыщу раз обиднее, раз ему досталось от девчонки. Да! Так ему и надо.
Голубое небо на бумажном листе – небесно-голубые щеки у Жанны.
А ведь это из-за нее. Ведь это Лора отомстила мальчишке за разбитую коленку сестры. Так мог поступить только старший брат, защитник. А папа с мамой говорят, что у них будет младший брат. Зачем? Жанну и так все устраивает. У нее есть Лора. Она лучше всяких братьев.
Под жаркими лучами солнца на рисунке вырастает зеленая трава и узкая дорожка, уходящая за горизонт.
А в платье Лора совсем другая. Она стала какая-то обычная, почти как Лиза, которая торчит под их окнами. Несколько дней назад Жанна открыла ей дверь и не удивилась, когда та спросила, а дома ли Михаэль. У Жанны с Лорой появился свой большой секрет. Она стала брать младшую сестру с собой.
По рисованной песчаной дорожке, идет кудрявая девочка и белокурый мальчишка в разорванных джинсах. Это Жанна и Лора, они вдвоем и им больше никто не нужен. Во всяком случае, на этом рисунке – точно.
4. АДИЛЬ
читать дальшеЗаперли дома и не отпустили в кино. Эка невидаль!
Но Санджей, Лиза и прочие умотали в кино. И если вернуться домой, от внеклассного чтения и обеда ни за что не отделаться. Заставят переодеваться, не время еще для шортов – так думает мама.
Во двор не доносится гул от шоссе, и днем здесь ни души, даже летом. Поэтому Адиль в непривычной тишине и одиночестве пинает футбольный мяч, не давая ему упасть на мокрый асфальт. Мяч отскакивает то от облупленного носка кроссовка, то от чересчур смуглого для здешних широт колена, а то и вовсе от кудрявой темной шапки волос, под которой с самого утра роятся невеселые мысли.
Носок - коленка - ой, только бы не окно! – локоть - снова носок - лужа. Нужно достать выскочку Михаэля. Нужно, чтобы Лиза и думать о нем забыла, чтобы ей во дворе с ним было стыдно показаться, не то что целоваться в кустах.
С досады Адиль пинает мяч слишком сильно, и тот улетает в колючий голый куст. Шипя и обдирая кожу, он лезет за ним и злится на Михаэля еще сильнее, словно он отдал неудачный пас.
Этого дурилку даже подставлять не надо, и врать не придется. Он сам виноват, Санджей бы не обманул. Но представить… Адиль пытается вообразить Михаэля в девачьем платье, но воображение тоже пасует в кусты. Вместо него в темно-синее платье с белыми оборками и бантом облекается Лиза. Она очень его хотела, увидела в витрине магазина и неделю изводилась. Но платье было дорогущее. Адиль посмеялся над девчачьими глупостями, а потом подумал, что когда вырастет, купит ей все платья и украшения ,какие она только захочет.
Пусть Лиза сама проверит. И при всех, чтобы без вранья. Пусть проверит, какой мужик этот ее ненаглядный Михаэль – Адиль слышал, как об этом трепались в школьном туалете старшеклассники, пересыпая беседу отборной ,но неумелой руганью.
Червь сомнения скользко извивается где-то в районе желудка, но Адиль заглушает его, повторяя: «Он сам виноват. Сам. Зачем притворялся? Зачем врал? Лиза точно его возненавидит. Даже если он по правде мальчишка, он же самый противный обманщик и извращенец. Он сам виноват!».
Адиль продолжает игру, то и дело поглядывая в ту сторону, откуда должны появиться ребята. Носок-коленка-снова носок-голова – ой, они идут. Носок – коленка - другая коленка. Адиль принимает независимый вид, чувствуя, как червяк сомнения уступает место под ребрами решительному жутковатому холодку.
МИХАЭЛЬ
читать дальшеЯ стою целыми днями у окна, прислонившись лбом к стеклу. Иногда приходится несколько часов ждать, чтобы увидеть компанию. Лето ещё не закончилось, и они проводят время на пруду или на лестничных площадках, очень редко под окнами. Выйти к ним я не решаюсь. Только завижу их вдалеке, как сажусь на корточки и смотрю сквозь щели в заграждении балкона, меня так не видно, я знаю.
Наша семья постоянно переезжает, раз за разом. В каждой школе и в каждой компании приходится начинать знакомства заново. Обычно лузеры несут на себе лузерство год за годом, хотя на новом месте, где никто не знает, как к тебе следует относиться, ты сам выковываешь отношение к себе.
Тело вообще не имеет значения. Я знаю, что у меня тёмные волосы, как у папы и Жанны, а в зеркале я вижу светлые пряди. То, что ты знаешь о себе и то, что о тебе думают окружающие, это совсем разные вещи. Потому две недели назад, когда я иду по тропинке, чтобы найти с кем поиграть и когда мне задают вопрос об имени, отвечаю «Михаэль».
С чего вы все взяли, что это не так? Ведь оно лучше, чем то, что выбрали для меня родители. Они знали копошащегося орущего младенца, а я знаю совсем иную личность, которой это имя подходит.
Мама хочет забыть эту историю, будто ничего и не было, вроде как если она забудет, то и я не вспомню, и ребята во дворе забудут и всё будет как прежде. А вот и нет. Потому что Михаэль родился не в тот момент, когда Лиза спросила меня на той дорожке об имени. Михаэль жил всегда, он выбирал для меня шорты в стоках, знал в магазине, какой мяч самый упругий и дольше прослужит, даже если весь день пинать его не кедой, а тяжёлым школьным ботинком.
Я всё ещё сижу на корточках и слежу за ребятами внизу. Лиза всё приняла и поняла, а если и я буду вести себя как в ни в чём ни бывало, то и остальные сделают вид, что всё так, как должно быть. Никто же не знает, как оно должно быть, когда правильно. Даже мама не знает, и я не знаю.
Мы целовались с Лизой в кустах. Вообще часто целовались – у неё дома, на лестничной площадке, на берегу пруда, особенно когда мне было не понятно, что же делать дальше, как избежать разоблачения. Её поцелуи как-то возвращали на землю и помогали избавиться от мыслей о будущем. Мне нравится Лиза, у неё длинные классные волосы, и она взмахивает перед тем, как сейчас несколько раз обернулась на мой балкон. Наверное, думает, почему я не спускаюсь вниз.
Я не хочу идти к ним. Даже если они не будут драться и издеваться. Даже если мы будем вместе играть. Потому что они будут играть с Лорой, не с Михаэлем. Мама думает, что я притворялась на улице, притворялась Михаэлем, но на самом деле именно дома мне и приходится притворяться.
ЛИЗА
читать дальшеВ жестяной банке дробно перекатываются монпансье, сладкие, яркие, как летние дни, качели летят в небо, а сердце ухает вниз, в замирающую пропасть. Кто я, кто? Я Лиза.
Хохочущий бег по траве, мертвая петля на мягкой пружинистой земле под деревьями, Санджей и Адиль не довольны проигрышем, пусть их, я выиграла, даже проиграв, в моей игре другие правила. Тайна – когда знают только двое. Поцелуй, настоящий, мокрый, как у взрослых, – это тайна. Кто ты, кто? Михаэль.
В это лето все меняется и заканчивается слишком быстро, как монпансье, что достаешь горстями, и первым предает собственное тело. Грудь растет неправильная, левая заметно больше правой, зачем, почему ей вообще нужно расти? Ты становишь женщиной. Почему? Не хочу! Меня не спрашивали! Михаэль закрывает лицо ладонями, когда он в платье, его зовут Лора, и это несправедливо до жути, знать не знаю никакую Лору, это мой Михаэль, мой, и никто не имеет права отнимать у меня последнее лето перед сокрушительным взрослением. Это как озноб, когда слишком долго просидишь в бассейне, и потом губы синие, а зубы стучат, хоть вокруг и тепло. Кто я, кто? Я Лиза, а ты – Михаэль.
Под резными кленовыми листьями поклянемся, что никогда не вырастем, всегда будем играть во дворе, нам не надо домой.
Три месяца, двенадцать дней и шестнадцать часов остается до начала первой менструации.
Авторы:
Энджи
Света Макаренко
Синичка
Олеся
Юля
Света Тевиа
@темы: Реинкарнация, Текстовки