[Тедди-Ло]

Очередной "Идеальный роман" от Тинкер Белл.

ТЕКСТ 1

Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно. Галка так и застыла с недочищенной картохой в руке. Пробор у мужика в телевизоре был ровный, в ниточку, как у управдома Филиппыча, только волос, конечно, погуще. И ходит Филиппыч в безрукавке из овчины, которая воняет почему-то козлом, а у этого материал такой был, что Галка аж зажмурилась - гладкий даже на вид. Глазом масленым ползёт по девчонке, а та пыль протирает - плохо, прямо скажем, только для виду - и не видит пробор вовсе. "Сволочь", - определила для себя бриллиантового Галка и бросила картоху в кастрюлю, та в ответ плюнула ей на руку кипятком. Галка чертыхнулась, полезла за обмылком хозяйственного к раковине и щедро намусолила ожог. Всё одно к одному! В сознании Галки, мутном и ограниченном, были чёткие причинно-следственные связи. Мужики для неё всегда были связаны с неприятностями. С тех самых лет, как обросла Галка избыточным женским мясом и ощутила недвусмысленный интерес со стороны мужского населения Коленкинских бараков, она горячо ненавидела "ухаживания" и сопутствующие им ритуалы. Сожитель Колька ругался приятелям, мол, мать Галку в холодильнике заделала, потому как то самое, что между мужчиной и женщиной происходить должно, Галка терпеть ненавидела. Допускала до себя по большим праздникам, а точнее по субботам, когда Колян ходил в баню и прель заводскую с себя смывал. Мыться чаще мужская гордость ему не позволяла. А Галка и рада: свернётся вечером на диване калачом двухъярусным, слева - чай индийский, справа - блюдце с зефиром шоколадным, перед глазами телевизор. Чего ещё рабочей женщине надо? За день в овощном яблок гнилых натаскаешься - не то что на Коляна, на Юрия Антонова нет сил.
Галка начищала уже восьмую картофелину, а мысли сами собой вокруг булавки бриллиантовой вертелись. Сколько она стоить может, если её продать, да сколько всего полезного купить на те деньги можно. Мужик с пробором уже завалил девчонку в подсобке (размером во всю Галкину квартиру, ещё и с балконом), а Галка всё вздыхала, представляя, какие сапоги она бы купила себе на зиму, гардины шёлковые и ковёр мохнатый во всю стену. И Кольке бы костюм справили, а то ходит как колхозник, даром что в городе уже десять лет.
Вода закипела, и Галка полезла за лаврушкой. Тем временем бриллиантовый отказывался признавать своего ребёнка. "Гадина какая", - устало подумала женщина и прибавила звук.
ТЕКСТ 2

Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно.
- Ловкая работа, - снисходительно кивнул Брэдисон и шумно отхлебнул из кружки. – Однако, мой друг, не каждый день юному сыщику выпадает подобная удача. Она, удача эта, - Брэдисон сплюнул назад в кружку прилипшую к нёбу чаинку, - как победа в игровом автомате: сотни людей спускают все нервы и средства, здороваясь с одноруким, чтобы в один прекрасный момент случайному счастливчику достался миллиончик мелочью.
Уилберт перестал улыбаться и сделал несколько шагов в сторону кресла. Лёгкое подёргивание ладони Брэдисона в направлении «от себя» он истолковал как дозволение сесть. В голове его сошлись в петушином бою две неудобные мысли: первая – что старик недооценивает его старания, низводя каждое достижение до рутины, и вторая – что он, Уилберт, за поисками булавки в поилке для лошадей возгордился более положенного и ему не следовало бы зазнаваться раньше времени – по крайней мере, до установления отсутствия прямой связи между событиями в доме призрения и катастрофой стратостата.
- Запахните сюртук, Уилберт. Во-первых, на улице холодно, а во-вторых, удивительное свойство бриллианта преломлять свет даже тогда, когда света вроде бы и нет, может сослужить вам плохую службу. Через полтора часа вы спуститесь на станцию «Холлборн», подойдете к телефонному автомату и опустите булавку в щель для монет. Если не будет получаться – помогите себе перочинным ножом.
«Только от перочинного ножа мне помощи и ждать, - подумал Уилберт.»
- После того садитесь на первый поезд в сторону Эппинга. Постарайтесь выкинуть сюртук в закрывающиеся двери вагона – это отвлечет внимание толпы от телефонного автомата, а он непременно начнёт шумно и нецензурно выражаться на своём электронном языке по поводу вашего нехорошего поступка.
Уилберт поёжился:
- Но ведь вы говорите, на улице холодно! Как же я выйду из метро без сюртука?
Брэдисон откинулся в кресле:
- Выйдете? Кто вам это сказал?

ТЕКСТ 3

Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно. Солнце стояло в зените. Я сдвинул со стола исписанные листы, он кивком поблагодарил меня и сел, не касаясь плетёной спинки стула. Я пытался угадать, кто же этот господин, выглядящий необычно и даже нелепо для этого места. Он мог бы быть судьёй или налоговым инспектором, но щегольская, слегка вычурная булавка совершенно разрушала привычный образ провинциального слуги закона. Дождавшись, когда официант, принёсший ему мате, отошёл к стойке, он снова спросил меня, кивком указав на листы:
- Так, значит, стихи?
В его вопросе звучало явное разочарование.
- Только и исключительно. Не слишком хорошие последнее время.
Я снова почувствовал прилив жалости к себе. Уехать в поисках вдохновения в пыльную аргентинскую деревню, надеясь, что где-то в тени араукарии меня посетит то, что поставит мои слова в нужном порядке, было глупой идеей. Три недели палящего зноя, декалитры мате и куча испорченной бумаги – вот и всё, чем я мог похвастаться.
- Ни одного завалящего рассказа, хотя бы на полстраницы?
Я покачал головой. Этот странный тип начал меня раздражать. Что ему, в конце концов, понадобилось от меня? Словно услышав мои мысли, он неожиданно улыбнулся вновь, на этот раз устало и грустно, поставил пустую чашку на стол и приподнял чёрную шляпу на прощание. Я смотрел на его удаляющуюся в раскалённом воздухе фигуру и внезапно понял, кем он мог быть и, кто знает, может быть, и являлся. Это был персонаж в поисках автора, персонаж, которого мы, авторы, ждём всю жизнь, и если мне не суждено было стать тем, кто нашёл его, то, вероятно, потому, что его история была слишком неподходящей для моего пера. Опустив глаза в свои записи, я продолжил заниматься тем, что делал за полчаса до этого: искать рифму к слову «кипарис», старательно избегая гастрономических «рис» и «барбарис».

ТЕКСТ 5

Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно. От движений из прически Руфуса выбилась прядь и упала на лицо, Рейнольд так же аккуратно поправил и ее.
Оливия усмехнулась: «Как ты им все будешь объяснять? Беги, Рейнольд, беги».
До кабинета, отразившись от толстых стен коридоров, донесся взрыв хохота из зала. Не обращая внимания на язвительную Оливию, Рейнольд подхватил Руфуса под мышки и с трудом (бедняга, казавшийся тщедушным, весил как слон) затащил на стол и, тяжело дыша, оперся ладонями о столешницу. Оливия на каминной полке веселилась вовсю, расписывая, что сделает с Рейнольдом мистер Смиттерс.
Рейнольд ощутил, как по лбу течет капелька пота, прочерчивает полоску по щеке и скрывается под воротничком. Одним движением он и сам запрыгнул на стол (потрясенная Оливия замолчала), где сел на корточки рядом с Руфусом. Из нагрудного кармана он достал колбу, зубами сорвал с нее крышку и вылил содержимое прямо в рот мертвеца. Некоторое время ничего не происходило, пока Рейнольд не сообразил, что у того нет глотательного рефлекса. Он приподнял голову Руфуса и увидел как жидкость проскальзывает по его горлу.
Оливия выругалась. Довольно грязно, что вроде никак нельзя было от нее ожидать. Руфус открыл глаза, он слепо ощупывал свою рану на груди, но Рейнольд уже не смотрел. Он спрыгнул со стола и направился к камину, по пути захватив красный карандаш с секретера.
«Нет, Рейнольд, что ты задумал?». – в голосе Оливии послышался страх. Перед тем, как уйти из кабинета и присоединиться к гостям, Рейнольд оставил десяток непристойных рисунков на урне Оливии.

ТЕКСТ 6

Творение мое, как бы теперь сказали, вышло первый сорт - с тех пор минуло 55 лет, а оно живет в моей памяти: "Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно". Это — так, пустяки, было там кое-что получше. В общем, чудо, а не творение. Откинувшись на спинку стула, я сиял, как Диккенс, только что окончивший "Пикквика".
Потом я одумался. Главный кассир был суровый мужчина, обо мне отзывался плохо, и что-то мне подсказывало, что при всем своем великолепии проза моя ему не понравится. Я засуетился в поисках выхода и решил, в конце концов, что лучше всего вырезать страницу.
Через несколько дней я услышал крик, напоминающий вопль дикой кошки, когтящей добычу. Главный кассир обнаружил, что нет листа, и заорал от радости, ибо давно вел распрю с поставщиками канцелярских товаров. Подскочив в два прыжка к телефону, он спросил их, они ли прислали гроссбух. Видимо, ответили "Да", так как, перейдя в наступление, он сообщил, что первой страницы не хватает.
Главный поставщик тут же явился, клянясь и божась, что гроссбух был исправен.
— Кто-то ее вырезал, — сказал он.
— Какая чушь! — сказал бухгалтер. — Только идиот вырежет страницу.
— Есть у вас идиот?
— Вообще-то есть, — признался бухгалтер, поскольку был честным человеком.
— Слабоумный, да?
— Не то слово!
— Что ж, вызовите его и расспросите.
Так и сделали. Меня прижали к стенке, и я сдался. Сразу после этого я обрел свободу и смог посвятить себя словесности.

ТЕКСТ 7

Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно. Все присутствующие следили за его руками, как заворожённые, словно он был фокусником и готовился выпустить в комнату пару голубей или пухлого кролика.
- Мой вексель против вашего бриллианта, - молодой Ланевский оскалил острые зубы.
- Мой бриллиант против векселя, подписанного Вашим отцом, - невозмутимо поправил его граф Н.
Это был удар без предупреждения. Незнакомый гвардейский офицер, сдающий карты, неловко двинул локтем, и бокал с хересом опрокинулся на скатерть. «Кровь», - невольно подумалось каждому из присутствующих. Но вслух никто не произнёс ни слова. В воздухе повисла гнетущая тишина, похожая на грозовую тучу в душный полдень.
- Вексель, подписанный моим отцом, против бриллиантовой булавки Адель Обри, звезды нашего театра. Было бы забавно посмотреть на лицо градоначальника, покровителя оперы и большого любителя искусства в отдельно взятых формах, если бы он увидел это украшение на галстуке Вашей светлости.
Запахло дуэлью.
- Я купил эту булавку в ювелирной лавке Залмана, - голос графа был лишён каких бы то ни было эмоций. – Если Вам недостаточно моего слова, можете послать за моим камердинером, который оплачивал покупку. Однако предупреждаю Вас, что это будет расценено мною как вызов.
Внезапный выстрел разорвал тишину. Это незаметно вошедший официант так некстати открыл бутылку шампанского…

ТЕКСТ 8

«Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно.»
Ключ-фраза таяла на зеркальной поверхности, а когда зеркало прояснилось, в нем отразилось базовое тело Джека в этой Реальности — молодой мужчина, одетый по моде начала ХХ века. Реальность, которую Джек делил со своими друзьями, была небольшой и уютной, хотя Легенду ее многие находили некомфортной и в чем-то вызывающей. Реальность представляла собой роскошно обставленный особняк в центре Петербурга в канун кровавой революции, за окнами бушевала демонстрация, матросы с красными бантами в петлицах призывали поднять эксплуататоров на штыки, и порой казалось, что стены особняка слишком непрочны, чтобы защитить своих обитателей. В особняке их было пятеро, по Легенде они оказались здесь случайно, но за время пребывания в этой Реальности все стали родными друг другу, и Джек приходил сюда как домой, к семье, о которой писали в старых книгах до образования Содружества. Ему даже нравилось, что Легенда Реальности отпугивает новичков и любопытствующих, и в особняке редки посторонние.
Джек прошел затемненными коридорами и открыл тяжелую дверь библиотеки. Его друзья были уже в сборе. Близнецы брат и сестра Елена и Матвей в одинаковых позах застыли у камина с бокалами вина в руках. Им доставляло удовольствие копировать друг друга, и они так в этом преуспели, что порой Джек подозревал, что это два базовых тела, управляемых одной Личностью. Он слышал, что такое возможно.
Борис сидел в кресле у камина, Джеку он всегда казался запредельно старым, его базовое тело выглядело на 50 годичных циклов, возраст, до которого мало кто доживает в Содружестве. По поведению и манере держаться Джек предполагал, что он и Борис ровесники и давал его Личности не более 15-ти циклов.
На коленях Бориса лежала Анна, белая персидская кошка. В прошлом годичном цикле многие увлеклись этой новинкой и появлялись в Реальности в телах животных, но вскоре выяснилось, что эти тела имеют много ограничений, а новизна ощущений быстро теряется, и, как многие другие модные увлечения, это сошло на нет. Однако Анна упорно продолжала появляться в Реальности в теле кошки, объясняя это тем, что таким образом хочет привлечь внимание к проблеме исчезновения редких видов. Джек считал, что на самом деле Анна ленится сменить настройки базового тела или, что более вероятно, экономит, тело животного в Реальности обходилось дешевле обычного.
Так или иначе, эти четверо были единственными близкими ему людьми, и именно с ними он пришел поделиться новостью.
– Спасибо, что смогли выйти в Реальность в неустановленное время. Я буду краток. – По Легенде этой Реальности Джек был военным, офицером, и он всегда старался придерживаться Легенды, даже в особых случаях, подобных этому.
Елена и Матвей улыбнулись ему одинаковыми ободряющими улыбками, а Борис обеспокоенно сказал:
– Что стряслось, мальчик мой?
Джек сел напротив него в кресло у камина, сцепил ладони в замок на коленях.
– Моя биологическая мать воспользовалась правом на эвтаназию. Я ее единственный наследник. Поощрительную компенсацию уже перечислили на мой счет.
Елена и Матвей переглянулись и уставились вновь на Джека немигающими взглядами. Белая кошка Анна, мягко ступая лапками, перебралась с колен Бориса к Джеку и провела пушистым хвостом по его лицу.
«Мне жаль», полыхнули перед глазами на экране строчки чата. Джек моргнул, ожидая, когда подключение к Реальности восстановится полностью.
– Я хочу потратить эти деньги на нашу Реальность.
– Замечательно! – воскликнул Матвей. – Мы сможем докупить новые блоки, улучшить управление модульными телами!
– Усложнить линии событий! – подхватила Елена. – Сделать столько интересного!
Борис, одобрительно улыбаясь, раскуривал трубку с видом солидного дядюшки, что дает высказаться первым нетерпеливой молодежи. Даже Анна, обычно флегматичная, взбудораженно выгнула спину и сверкнула желтыми глазищами. – Да, теперь мы все это можем. Это вдохнет новую жизнь в нашу Реальность. Но размеры компенсации не безграничны, – деловито сказал Джек. – Я хочу, чтобы вы все составили списки. Мы обсудим и решим, что можем себе позволить. А сейчас прошу меня простить, время моего пребывания в Реальности подошло к концу.
«Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно».
Пока на экране гасла ключ-фраза, он успел увидеть, как с энтузиазмом кивнули ему на прощание Матвей и Елена.
Джек стянул с головы вирт-шлем и заставил себя отвернуться от экрана. Взгляд упал на покрасневшие индикаторы на стене, лимит неподвижности вновь был исчерпан. Джек со вздохом поднялся и заставил себя приняться за физические упражнения, Содружество требовало заботиться о своем здоровье. С трудом отжавшись три раза, Джек перевернулся на спину и лег на пол, ногами и головой упираясь в стены. Он ненавидел свое настоящее тело, худое и непропорционально длинное. В Реальности все было гораздо проще, привлекательность базовых тел ограничивалась только размерами счета.
Каждый житель Содружества должен был 5 часов дневного цикла отдавать работе, 8 часов – сну, 3 часа – общественно-полезной деятельности. Остальное время условно считалось сводобным, но с учетом того что тратить его приходилось на обязательные процедуры вроде приемов пищи, гигиены и физических упражнений, действительно свободного времени оставалось не так уж и много. Джек понимал, что Содружество таким образом заботиться о своих жителях, но часто ему так хотелось остаться в Реальности навсегда.
Мелодично прозвенело оповещение. Джек покосился на индикаторы и пересел в кресло, близилось время его общественно-полезной работы, но он еще успеет прочитать почту.
Сообщение оказалось от Бориса. Джек досадливо скривился, представляя, что в Реальности сообщение было бы письмом на настоящей бумаге, в плотном конверте, запечатанным сургучом. Он вообразил даже хруст, с которым разломилась бы сургучная печать. Здесь же сообщение было всего лишь несколькими строчками на экране.
«Мальчик мой, — писал Борис. – Я обращаюсь к тебе с просьбой, ибо мне больше не к кому обратиться. В знак того, как это важно для меня, я открываю тебе свою Личность.»
Джек вспотел от волнения. Еще никто не открывал ему своей Личности, даже биологическая мать, с которой он виделся только в Реальности. Он мог подозревать, строить догадки, но не мог соотнести тех, с кем общался в Реальности, с теми, кого видел за пределами своего стандартного блока в коридорах, на общественно-полезных работах или приемах поглощения пищи. В раскрытии Личности было что-то стыдное и, вместе с тем, интимное.
«Меня действительно зовут Борис, мой идентификационный номер IXB73152».
Пятизначный номер! Джек покосился на свое запястье. Его идентификационный номер был гораздо длиннее. Выходило, что Борису и вправду около 50-ти годичных циклов.

ТЕКСТ 9

Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул обратно. Ноги сами шли, практически несли его худощавое тело. Резко очерченные скулы, подбородок, кудрявые на висках волосы и пронзительные глаза, устремленные внутрь себя – все выдавали в нем смятение, разгром внутренностей души, очищенные полки давно не убираемого шкафа, который выпотрошили, но забыли протереть пыль. Он хотел туда, в ту параллельную реальность, собор, мекку, черт его знает, что это было. Ченинг летел неведомо куда так, что приходилось руками ловить собственный котелок, который то и дело пытался улететь в сторону, словно тот оборванец – мальчишка, от полисмена.
Только оказавшись на берегу Темзы, прямо напротив уродливого серого здания тюрьмы, он осознал, что только что ступил на землю такого далекого еще полчаса назад, продымленного прогрессом Лондона. В задумчивости он вертел булавку в руках, сел на гранит, выкинул котелок в воду, и закрыв глаза, попытался оказаться снова там, в мире звука, гармонии и симфонии, в другом измерении, куда попадают лучшие. Они. Шуманы, вихрастые слепые, сумашедшие. Где вокруг только пустыня, гора, скрипка и музыка.

Один из текстов принадлежит давно признанному автору

Вопрос: Оригинальный автор (без поисковика)

1. 1		0	(0%)
2. 2		0	(0%)
3. 3		0	(0%)
4. 4		1	(16.67%)
5. 5		0	(0%)
6. 6		1	(16.67%)
7. 7		2	(33.33%)
8. 8		2	(33.33%)
9. 9		0	(0%)
Всего:		6

Comments

[[Янтарь]]

Но где же текст 4?

[Тедди-Ло]

[Янтарь], автор был против выкладки, увы.

[Тедди-Ло]

Верный ответ 6