Девять кругов. Окончание.

[Тедди-Ло]

Круг седьмой

— Возраст?
— Восемнадцать...
— Аборты были?
— Нет...
— Ребёнка оставлять будете?
— Что?..
— Девушка, вы глухая? Я спрашиваю: рожать будем или на аборт, пока не поздно? — Пухлая врачиха выразительно посмотрела на Аню. Ане стало противно и страшно.
— А я точно?.. — пролепетала она, ненавидя себя саму за эту робость. — Мы же всегда предохранялись...
— Стопроцентное предохранение даёт только воздержание, — отрезала врачиха и посмотрела на Аню так, что та мгновенно прочитала в её взгляде, все мысли о «ранних потрахушках». — Десять недель у тебя, красавица. Ещё немного протянешь и будет поздно, по кускам ручки-ножки выковыривать из тебя будут, за большие деньги... А так я тебя без очереди пропихну... Ты ж студентка? Ну вот... Записать тебя на вторник?
— Я... я не знаю... — ответила Аня, глядя на врачиху с плохо скрываемым ужасом.
— Ну как хочешь, — разочарованно сказала врачиха, отталкивая от себя пухлый журнал с записями. — Если папаша тебя назад приведёт — вот, — она сунула Ане в руку бумажку с телефоном, — три дня место за тобой придержу. Три часа и готово, оплата по прейскуранту, наркоз отдельно.
— Спа-сибо, — выдавила из себя Аня, одеваясь.

Когда она вышла из поликлиники, её жутко мутило и трясло. Впрочем, мутило её уже две недели. Она потому и пошла к терапевту — решила, начался гастрит на нервной почве. А терапевт её отправила к гинекологу и вот — десять недель... Аня завернула за угол поликлиники и дрожащими руками достала и прикурила сигарету. Был конец августа, но ветер дул по-осеннему холодный. Аня пыталась осознать ситуацию. С ребёнком она потеряет место на бюджете, куда в июле поступила с таким трудом... Где она будет жить? На что она будет жить? Что скажет папа? И самое главное — что скажет Илья? Она невольно посмотрела на телефон врачихи, написанный на бумажке. Потом вдруг до неё дошло, что беременным курить нельзя. Она ойкнула и быстро выбросила недокуренную сигарету в урну. И неожиданно для себя разрыдалась, поняв, что не хочет делать аборт, что не сможет по своей воле позволить убить то, живое, что уже зачато, даже если оно сломает ей жизнь. Но что, если Илья попросит?.. Что, если мама и папа её уговорят? Прошло несколько минут, она успокоилась как могла и тут же, нащупав в кармане жетон, пошла к телефону-автомату. Она звонила Илье домой, отчаянно надеясь, что трубку возьмёт именно он. Трубку поднял Илья.
— Привет, — сказала она.
— Ань? Что-то случилось?
— Нет, — сказала она и разрыдалась снова. Нестойким оказалось её спокойствие.
— Аня? Аня? Ты что? В чём дело? — тревожно спрашивала трубка искажённым голосом Ильи.
— Я... беременна, — почти прошептала Аня в трубку. — Ты слышишь?
На том конце провода повисло молчание. Потом Илья ответил:
— Конечно, слышу... Только почему ты тогда плачешь? Я рад... Немного рано, конечно, ну и что?
Аня утёрла слёзы и несколько раз шмыгнула носом:
— А как же вуз? И... вообще всё?..
— Ладно, давай так... это не телефонный разговор. Ты молодец, что мне позвонила сначала... Давай встретимся у гаража, хорошо? Поговорим нормально?
— Ладно... Пока.
Аня повесила трубку на рычаг и почувствовала, что всё может быть и в самом деле не так плохо, как ей казалось. Сначала Аня шла быстро, хотела попасть к гаражу как можно скорее, но потом невольно замедлила шаг. Кое-что оставалось действительно плохим. В ту первую ночь, в единственную ночь, когда они не предохранялись, Аня была почти уверена в том, что провела её не с Ильёй, а с Саней. Она убеждала себя, что ошибается, но на деле не сделала ни единой попытки выяснить это хоть как-то. Возможности были. Но Аня боялась ими воспользоваться. И вот теперь перед ней с потрясающей и отвратительной ясностью вставало понимание, от которого она не могла больше отмахиваться: в ту ночь она была с Саней, и ребёнок был тоже его. Шанс, что Илья был отцом этого ребёнка — исчезающе мал, с Ильёй они предохранялись всегда. И что делать теперь? Признаваться Илье? В том, в чём она не уверена до конца? И как ему это объяснить? Сказать Сане? Эту мысль Аня отмела мгновенно. Она не хотела быть с Саней, то, что произошло в ночь выпускного, было случайной ошибкой, итогом опьянения... И чего-то ещё, возможно. Но это «что-то» больше не посещало Аню... Но как быть с ребёнком, если он и правда Санин? Мысль об аборте также претила ей, значит, придётся его оставить и любить, чей бы он ни был. Он же не виноват, что так вышло... Потом Ане пришла в голову дурацкая идея о том, что если Илья и Саня близнецы, то это всё равно, что один человек, с одним набором генов, и ребёнок, значит, всё равно от кого... Она помотала головой, не позволяя себе бредить. Потом Аня начала думать о том, как она справится с материнством и беременностью... Носить ребёнка, рожать его, растить — это пугало Аню, она сама ещё совсем недавно была ребёнком, а теперь ей придётся стать матерью, и она понятия не имела, как с этим можно справиться... С такими невесёлыми, выматывающими мыслями она подошла наконец к старому облупленному гаражу. Илья уже был там. Аня остановилась, почему-то не решаясь к нему подойти, но и мысли её остановились тоже и ненадолго перестали её мучить.

Круг восьмой

Неясное, но приятное предчувствие томило Илью с самого утра. Он проснулся рано утром и открыл окно, откуда пахнуло солнечной осенью, врывавшейся в август. Илья поймал себя на том, что улыбается, как последний дурак, тополю, который рос напротив дома. Жизнь показалась особенно прекрасной именно сегодня. Всё было хорошо. Скоро они с Аней уедут учиться, общежитие ей дали, и он уже договорился с соседом по комнате Лёшкой, так что жить они с Аней будут вместе. «А будет ещё лучше», — шептал внутренний голос, и Илья ему верил. Не было повода не верить.
На подоконник спикировала божья коровка. Илья загадал — если коровка улетит, то его предчувствие точно сбудется, если свалится — то нет. Он щёлкнул по красно-чёрному жуку ногтем, и божья коровка, расправив крылья, взмыла в воздух. Илья чуть не расхохотался от радости, что сбылось его глупое детское гадание.
Он умылся, оделся и, не завтракая, выскочил в город — прогуляться до парикмахерской. Когда он, свежеподстриженый, вернулся через пару часов, на кухне сидел Саня в одних шортах и неторопливо пересчитывал рассыпанные на кухонном столе красные охотничьи патроны. Илья сделал себе бутерброд, налил чаю и сел напротив, мимолётно удивившись, как далёк он стал от Сани за эти годы. Сосед Лёшка казался ему более родным, чем собственный брат.
— Когда едете? — спросил он, подразумевая Санину с отцом традиционную осеннюю охоту.
— Нескоро ещё, — коротко ответил Саня, не поднимая глаз. — Готовиться заранее нужно.
Илья не успел откусить от бутерброда второй раз, как зазвонил телефон. Саня не шелохнулся. Илья, чертыхнувшись, встал, вытер пальцы о кухонное полотенце и снял трубку. Звонила Аня. Илья нервно ходил с трубкой по кухне, стараясь говорить спокойно и даже весело. Присутствие Сани его сковывало. Он не мог говорить свободно, тем более о том, о чём было нужно говорить сейчас. А Саня и не думал проявлять деликатность и уйти, казалось, ему нет никакого дела до этого разговора, что он не слушает и не слышит его, погружённый в подсчёты патронов. Наконец Илья условился с Аней встретиться у гаража (на голубятню после того случая они не ходили, конечно) и повесил трубу. Он долго стоял рядом с телефоном и смотрел куда-то сквозь стену, глубоко задумавшись. Аня беременна. Пока он успокаивал её, заставил себя отложить собственные переживания и вопросы на потом. Когда разговор закончился, вопросы и переживания хлынули в голову потоком, мысли прыгали с пятого на десятое. Что ему делать? Бросать учёбу? Жениться? Искать работу? Где жить? Переводиться на заочку?.. А может... аборт? Но он не будет её заставлять, давить на неё. Тем не менее, он будет рядом в любом случае. Илья потряс головой и потёр пальцами переносицу. Они ведь предохранялись каждый раз, как это могло произойти? Он рассеянно взглянул на Саню и неожиданно наткнулся на ответный, пристальный взгляд. Взгляд этот был не читаем для Ильи. Саня быстро пустил глаза на патроны, и ни один мускул не дрогнул на его лице. «Либо не слышал, либо не понял, либо ему пофиг», — с некоторым облегчением решил Илья.
— Сань, — позвал он и, не дождавшись отклика, спросил: — Можешь дать мне ключи от гаража?
— Лови, — глуховато ответил Саня и, достав ключ из шортов, бросил его, не глядя, Илье. Илья поймал, пробормотал «спасибо» и вышел в прихожую. Он сунул ноги в туфли и ушёл из квартиры, громыхнув в замке ключом.
Илья недолго ждал Аню. Она всё замедляла шаг, подходя к гаражу, а потом и вовсе остановилась, не дойдя всего несколько шагов. Она была очень бледной, какой-то встрёпанной, со сжатыми в нитку губами. И смотрела она на него так, как будто ждала оглашения приговора. Илья сам подошёл к ней и первое, что сделал — это обнял.
— Всё будет хорошо, — сказал он обычное бессмысленное утешение. — Всё будет хорошо.
Всё равно, что говорить, главное, говорить спокойно и ласково.
Аня судорожно вздохнула в его руках. Илья подвёл её к гаражу и, одной рукой продолжая её обнимать, отпер его.
Илья зажёг тусклую лампочку под потолком и закрыл дверь. В гараже стоял только Санин мотоцикл, отец держал свою машину в мастерской. Зато тут была куча разнообразного хлама: старые и новые автомобильные детали, инструменты, тряпки, верёвки. Илья редко заходил в гараж. Это было царство Сани.
Он усадил Аню на низкий табурет, заляпанный старой белой краской, сам сел рядом на корточки. Какое-то время они молчали. Илья держал её руки в своих. Он заговорил первым:
— Просто скажи, чего ты хочешь сама? Оставить ребёнка? Оставим... я переведусь на заочку, буду работать. Поженимся... Квартиру снимать будем. Года через три ты сможешь поступить снова, а может, и место за тобой оставят... А если не хочешь оставить, я тоже пойму. Всякое в жизни бывает, у нас будут ещё дети...
Аня внимательно слушала его и не перебивала. Глаза у неё были воспалённые, красные от слёз. Сказала она то, чего он никак не ожидал услышать.
— Это не твой ребёнок, Илья.
Несколько секунд он молчал, укладывая в голове то, что она сказала.
— Чей? — спросил он наконец, стараясь поймать её взгляд. Аня молча смотрела в сторону и кусала губы. Илья совершил гигантское усилие, чтобы остаться спокойным и не сорваться. В нём острой болью отозвалось это «не твой ребёнок». Такого удара он не ждал. Но он только стиснул зубы: ребёнок ни в чём не виноват, Аня сейчас не в том состоянии, чтобы выяснять отношения. О себе он подумает потом, сейчас главное не это.
— Ань, — снова начал он. — Это всё равно, ты главное скажи — сейчас ты хочешь быть со мной или с отцом ребёнка?
— С тобой... — еле слышно ответила Аня, не глядя на него, и вдруг заговорила быстро и горько, торопясь, проглатывая окончания фраз: — С ним... Я бы никогда... Это была ошибка... Случайно вышло... Я дура... Прости, пожалуйста... Я больше никогда...
Она заплакала. Илья встал на колени и обнял её.
— Уже всё, — сказал он. — Не нужно ничего объяснять, это прошло. Этого больше не будет. Будем вместе... Только никогда больше... Никогда, хорошо? Обещаешь?
Аня кивнула, содрогаясь от рыданий.
— Выращу, как своего... У нас ещё будут дети, слышишь? Всё будет хорошо... Что делать, раз отец твоего ребёнка оказался... — Тут он сбился и задумался на секунду, потом осторожно спросил: — Ань, а настоящий отец вообще в курсе?
Она отстранилась от него, открыла рот, чтобы ответить, но тут дверь в гараж распахнулась от пинка. Вошёл Саня. В руках у него было охотничье ружьё:
— Теперь в курсе, — сказал он и щёлкнул затвором.

Круг девятый

Саня стоял на пороге и молча рассматривал их лица. Дуло ружья он направил на Илью.
— Встать, — отрывисто скомандовал он. — Спиной к стене. Оба, живо.
Он нашарил позади себя створку двери и захлопнул её, задвинув засов одной рукой.
Саня понял достаточно, когда слушал разговор Ильи по телефону на кухне, и, когда тот ушёл к гаражу, недолго сидел над патронами. Как будто кто-то командовал им, нашёптывал ему, подсказывал, толкал под локоть. Он сунул в карман несколько патронов, вышел в прихожую, накинул на голое тело ветровку, надел сандалии, достал с полатей отцовское ружьё и вышел из квартиры.
Закрывая дверь, он заметил знакомую сероватую бумажку, почти вывалившуюся из почтового ящика. Повторная повестка в военкомат. Саня машинально вытащил её и сунул в карман. Он никогда не задумывался над парадоксом, почему он, человек, настолько любивший оружие, игры в войну, так не хочет служить в армии. В армии США он служил бы сколько угодно, но в нашей, по мнению отца, творились «хуйня, мотня и ересь». Саня был согласен. Он думал об этом, пока шёл к гаражу, на ходу заряжая ружьё. Как только он увидел красную облупленную стену, все мысли из его головы исчезли. К дверям гаража он подошёл, очень тихо ступая, так что ни один камешек гравия не хрустнул под его ногами. Он прислонился к холодной металлической створке ворот с облезшей краской и прислушался. Они были там, внутри. Они разговаривали. Тихо, но он мог различить каждое слово. Он не знал, чего ждёт, что хочет услышать, чего не хочет, что он должен услышать и чего не должен. Он просто стоял с заряженным ружьём наперевес и слушал, прикрыв глаза. Чем дольше он слушал, тем большее презрения испытывал к Илье. Он всегда знал, что брат — тряпка, но не подозревал, что до такой степени. Проглотить измену своей маленькой белобрысой шлюхи, изъявить готовность растить неизвестно чьего выблядка, как собственного ребёнка... Всё это было выше понимания Сани. Когда он услышал: «...настоящий отец вообще в курсе?», то как будто по незаметному сигналу распахнул дверцу и вошёл внутрь, понятия не имея, что собирается делать. Понимание пришло само.
— К стене, — повторил он, шевельнув стволом. Илья медленно поднялся на ноги. Аня не шелохнулась. Она сидела на табурете, прикрыв живот руками, и смотрела на Илью. Илья поднял руки ладонями вперёд:
— Сань. — Его голос звучал очень спокойно, Саня мимолётно удивился этому. — Давай...
— Заткнись, — оборвал его Саня. — Ты уже наговорился сегодня.
Но Илья не обратил на его слова внимания:
— Давайте просто обсудим всё спокойно, — продолжил он, глядя прямо в глаза Сане.
— Что мы должны обсудить? — неожиданно для себя сорвался Саня на крик. — Как она трахается? Кто из нас с тобой ебётся круче? Могу сказать, что подо мной она орала громче, чем под тобой, я слышал... — Горло Сани свёл спазм, он захлебнулся воздухом и не договорил.
Илья с прежним неправдоподобным, гипертрофированным спокойствием заговорил снова:
— Сань, опусти ружьё, всё нормально. Всё будет хорошо. Только опусти ружьё.
Сане показалось, что он как будто старается загипнотизировать его, как будто Саня для него сейчас был бешеной собакой, опасным животным, обезьяной с гранатой.
Аня всё так же глядела только на Илью. Даже в такой ситуации она смотрела не на Саню. Она никогда на него не смотрела. Это тоже задело его. Илья всё говорил и говорил. Слова его были полной бессмыслицей, сопливой ерундой. Но Саня знал, как заставить его заткнуться:
Перебивая поток слов брата, он нажал на курок. Грохнуло, руку заломило от отдачи — он неправильно держал ружьё. Илья умолк на полуслове, странно крутанулся на месте, раскинув руки крестом. Его отбросило к стене, куда его так настойчиво приглашал Саня. Илья сполз вниз, оставляя за собой широкий кровавый след. В его глазах навсегда застыло выражение недоверчивого удивления: неужели всё, вот так?
Аня тихо охнула и бросилась к нему, стиснула руку, звала его по имени, щупала пульс на шее. Это было бесполезно. Саня точно знал, что Илья мёртв. Он знал наверняка. Аня тоже быстро поняла это. Не отпуская руку Ильи, она молча повернулась к Сане. Саня неторопливо, не спуская с неё глаз, перезарядил ружьё и щёлкнул затвором. Их взгляды встретились. Он думал, что она начнёт говорить о его ребёнке, но она молчала. В глазах Ани не было ни страха, ни мольбы, ни раскаяния, которых ждал Саня. Одно только незамутнённое ничем... презрение. Как будто и для неё он не был человеком, как будто он какой-нибудь... враг, нелюдь. Фашист.
Саня сжал губы, скорчил невольную гримасу, которую, он знал, всегда корчил, стреляя, и нажал на курок второй раз. Снова грохнуло. Отдача была меньше. Он держал ружьё иначе. Анина голова мотнулась. Не издав ни звука, Аня упала на Илью, как кукла с обрезанными нитками.
Саня вдруг почувствовал, что ноги его не держат. Он сделал два шага и сел на тот табурет, где недавно сидела Аня. Он почувствовал её тепло. Саню трясло. Глядя, как белые волосы Ани быстро пропитывались красным, он скинул с себя нога об ногу сандалии. Он высоко запрокинул голову, держа ружьё между колен.
«Вот и не нужно отмазываться от военкомата», — подумал он, засовывая ствол ружья себе в рот и прилаживая большой палец босой ноги к курку. Третьего выстрела он не услышал.

@темы: Текстовки